был неестественным. – Я знаю, что смысл жизни в самой жизни, в ее наличии, в драгоценном опыте, что она дает душе. Точно так же, как об этом знаешь ты.
Угольные глаза Руфуса встретились с кроткими глазами Верти и задержались чуть дольше обычного.
– Мне незачем искать этому подтверждения, но людям нужны доказательства…
– Маскируешься под святого? – не выдержал Руфус. – Выдумал себе светлую миссию?
Как раз в этот момент в зал вошли Хэпи, Гордас и Квентин. Последние держали руки сомкнутыми на груди. По их лицам можно было определить, что они едва переносили присутствие друг друга, и Хэпи тут был живой перегородкой, стеной приличия, сдерживающей их негодование.
– Уф, – выдохнул Руфус. – Ты, Верти, действительно неплохо играешь, раз я тебя раньше не вычислил. – Руфус говорил тихо, и никто из вошедших его слов не услышал.
– Да… но… – Верти поднялся с колен и громко произнес. – Теперь буду реже. Хочу, чтобы вы знали: я ухожу из театра.
– Как? Куда? – не понял Квентин.
– А вы не догадались? – пробасил Верти. – В монастырь.
Хэпи не сдержал усмешки. Пальцы Руфуса словно примерзли к клавишам, Гордас растерянно смотрел на Верти, а Квентин тщетно пытался понять происходящее.
– Верти, ты хорошо все обдумал? – В дверях показался Азраил. Верти улыбнулся:
– Да что же вы все так растерялись? Да не в монастырь же, я просто теперь буду учиться в духовной семинарии.
– Как вас зовут? – Заретта настороженно прислушивалась к голосу в трубке.
– Сола. Мы с вашим братом вместе играем в театре. Вы были на сегодняшней премьере? – Голос Солы звучал повелительно, недавняя роль не успела еще сойти с настоящей, скромной ее души.
– А-а-а… – протянула Заретта, – я опоздала.
Странно, она была спокойна и уверена в себе, и, как бы ей ни хотелось почувствовать укор совести, она его не чувствовала.
– Это ваша пьеса… Поздравляю, мне брат рассказывал. А откуда вы знаете, что я должна была быть?
– Так Азраил сказал, он все высматривал вас в зале… – В голосе Солы начинали проступать нотки боязливой неуверенности. – Что-то случилось? – почти выдохнула она в трубку.
– Да нет… – Заретта не знала, что говорить. Отчитываться перед чужим человеком было до крайности странно, но в то же время она чувствовала себя сейчас одиноко, и ей очень хотелось с кем-нибудь поделиться переполняющими ее эмоциями. Книга лежала рядом на столе, и вот уже который час мозолила глаза, а если Заретта закрывала глаза, книга вставала и перед закрытыми глазами.
Тишина в трубке, казалось, накалялась. Наконец, слезливый голос Солы произнес:
– Что же случилось? С вами все в порядке? – Она громко всхлипнула.
– Нет, нет, все хорошо… – смутилась Заретта. Она не любила долго рассуждать, порывистый характер часто подсказывал ей будущие
