Арнольда, и они ушли танцевать. Посельская ждала, что ее пригласит Зигмунд, но он этого не сделал. Как только Альма с Арнольдом отошли от стола, Зигмунд вытер салфеткой рот и наклонился к Посельской:
– Твой отец – человек Деница? Это правда?
– Я врать не умею. Да, мой отец морской офицер рейха.
– Как его фамилия?
– Надо думать, Лорх, раз он мой отец. Счет становится два – ноль! – Наташа засмеялась, а у самой в это время сжалось сердце от нетерпеливого и настороженного ожидания. Впрочем, проверки она не боялась – отец уже давно был «приготовлен» и жил вместе с Наташей по абсолютно достоверному адресу.
– Ну да, Лорх… конечно… – усмехнулся Зигмунд. – Учишься?
– Да. В инженерно-строительном.
– Будешь строить дома для русских колонизаторов?
– Почему? Для немцев. Только для немцев.
– По-немецки ты говоришь не очень чисто, как и я. Но я по рождению поляк.
– Это вам показалось… – С этой минуты Посельская с утроенным вниманием начала следить за своей немецкой речью.
– Что делает отец сейчас?
– Служит. На суше, конечно.
– Где?
– Как раз у русских колонизаторов. – Сделав этот смелый ход, Наташа ждала, что он даст. Ждать пришлось недолго.
– Вот как! Кем же?
– Честное слово, не знаю.
– Почему вы оказались в советском Берлине?
– Трудно перекатить на Запад наш дом, построенный еще дедом. Отец говорит: «Запад сам придет к нам».
– Вот как! Русские у вас бывают?
– Редко. Отец эти визиты не любит.
– Но все-таки бывают?.. Кто?
– Инженеры какие-то… Один даже в меня влюблен.
– Очень хорошо! – Зигмунд, отстраняясь, смотрел на Наташу.
– Что хорошо?
– Все хорошо, – неопределенно ответил Зигмунд.
К столу вернулись Альма с Арнольдом, и разговор оборвался.
– А, кажется, Арнольд прав. Претензии у меня появятся! – с притворным гневом сказала Альма. – О чем это вы тут так интимно беседовали? Я все видела.
– Зигмунд задал мне миллион вопросов.
– И все глупые? – воскликнул Арнольд. – Значит, какой же теперь счет? Миллион – ноль?
– У нас был серьезный разговор, – задумчиво сказала Наташа. – Очень серьезный.
– Зигмунд – и серьезный разговор? Не верю! – вскричала Альма.
«Кривляйтесь, господа, кривляйтесь! – думала в это время Посельская. – Вы прекрасно знаете, о чем должен был говорить со мной Зигмунд. Вы же специально для этого ушли танцевать…»
Больше в течение всего ужина Зигмунд не сказал Наташе ни слова. Она тоже не заговаривала с ним, понимая, что ей нужно быть предельно осторожной и терпеливой.
Ровно в час ночи Посельская встала:
– Друзья, извините меня, но мне пора.
Все
