интеллекта; несмотря на талант и утонченность, которые они проявляют в других сферах, эти люди абсолютно беспомощны в области научного познания. Это вовсе не порицание, скорее чувство глубокого почтения перед результатами, полученными вопреки этим недостаткам.
Тому, кто сегодня хочет написать свою «Молитву на акрополе» стоит выбрать палубу корабля, следующего к Америкам, а не акрополь Афины. Отныне мы откажем тебе в этом, анемичная богиня нашей древней ограниченной цивилизации! Вместе с теми героями – мореплавателями, исследователями и покорителями Нового Света, – которые пережили единственное (пока не случилось путешествия на Луну) полноценное приключение, доступное человечеству, я хотел бы причислить к уцелевшему арьергарду, который так жестоко поплатился за риск распахнуть двери: индейцев, чей пример вкупе с идеями Монтеня, Руссо, Вольтера, Дидро обогатил знания, полученные в школе. Гуроны, ирокезы, карибы, тупи – вам я воздаю должное!
Первые отсветы, замеченные Колумбом и принятые им за берег, были всего лишь морскими светлячками, которые заняты тем, что плодятся между заходом и восходом луны. До земли было еще далеко. Это ее очертания я сейчас угадываю, бессонной ночью стоя на палубе и высматривая Америку.
Вот он, Новый Свет. Его приближение чувствуется со вчерашнего дня, хотя разглядеть его пока не удается. Берег еще слишком далек, несмотря на то, что корабль постепенно поворачивает к югу, чтобы взять направление, которое, начиная с Кабу-Сан-Агостину-ду-Рио, останется параллельным линии побережья. В течение двух, а может, и трех дней мы будем идти к Америке этим курсом. Большие морские птицы предвещают скорый конец путешествия: крикливые фаэтоны, тираны буревестники, которые на лету заставляют глупышей ронять их добычу. Эти птицы не отваживаются удаляться от суши. Колумб знал об этом по собственному опыту, и потому, еще посреди океана, приветствовал их появление как свою победу. Что касается летучих рыб, отталкивающихся от воды ударом хвоста и парящих на раскрытых плавниках в брызгах серебряных искр над синей чашей моря, они за последние несколько дней встречались все реже. Новый Свет встречает мореплавателя запахами, совершенно не похожими на тот, что представлялся ему в Париже, рожденный в воображении созвучием, и которые трудно описать тому, кто их не вдыхал.
Вольный морской ветер, сопровождавший нас предыдущие несколько недель, наталкивается на невидимую преграду. Он уступает место запахам другой природы, не похожим ни на один знакомый аромат. Лесной бриз, благоухающий оранжереей – самая суть растительного мира, особенная свежесть, настолько высокой степени концентрации, что вызывает обонятельное опьянение, последняя нота мощного аккорда, раздробившая и смешавшая одновременно последовательные ноты ароматов, в разной степени сохранивших вкус плода. Немногие могут понять удовольствие, которое испытываешь, зарываясь носом в самый центр только что вскрытого стручка
