впрочем, вопрос, зачем суд решил высказаться по этому поводу. Едва ли можно сомневаться, что он пытался применить норму все той же ст. 223 ГК РФ. Там говорится о том, что добросовестный приобретатель недвижимости становится собственником с момента регистрации права, если имущество не может быть истребовано в порядке ст. 302 ГК РФ.
Однако ни одна из сторон не ссылалась на эту норму.
Истцу не было прямого смысла на нее ссылаться, потому что она явным образом защищает все же приобретателя. Не исключено и другое объяснение: в начале конфликта этого закона еще не было, а затем юристам истца не хотелось изменять иск, поскольку в бюрократических организациях изменение позиции может повлечь и часто влечет за собой расследование причин изменения ранее принятого решения и тем самым грозит обнаружением чьей-то вины и чьих-то ошибок.
Ответчики же не говорили о п. 2 ст. 223 ГК РФ, так как исходили из того, что на самом деле здание относится все же к городской собственности, т. е. распорядились ими правильно, и потому инвестконтракты действительны. Эта же норма применима только к недействительным сделкам, хотя данное обстоятельство очень часто неправильно понимают, например, тогда, когда допускают добросовестность приобретателя при совершении действительной сделки.
Остается предположить, что суд, таким образом, предупредил довод ответчиков о добросовестном приобретении помещений, хотя бы и по недействительным сделкам. А инвестконтракты суд признал ничтожными по тому основанию, что помещениями распорядилось лицо, не имевшее права на отчуждение.
Есть смысл здесь остановиться и отдельно обсудить, насколько верно такое утверждение. Дело в том, что наша практика и, если взять шире, сознание юристов чрезвычайно склонны к аннулированию сделок. Действует мощная инерция, несомненно, имеющая своим основанием подозрительное отношение к обороту, коммерции, вообще к свободной деятельности людей. Таковы на самом деле и настроения всего общества, которое, если обратиться к нашей истории, никогда не отличалось уважением к сделке, к обязательству, к личной ответственности, наконец. Не продолжая далее этой печальной темы, хорошо известной любому наблюдательному читателю, я бы отметил как одно из наиболее очевидных следствий нашего правопорядка максимально широкое толкование норм о недействительности сделок.
Сами по себе ст. 166 и 167 ГК РФ такой тенденции не содержали. Но, увидев, что происходит со сделками в судах, мы стали вводить различные ограничители в эти нормы, которые, вообще говоря, не потребовались бы при ином состоянии умов.
Возвращаясь к нашему делу, замечу, что ст. 167 ГК РФ на самом деле имеет достаточно ограниченную сферу действия: это только возврат полученного в результате исполнения другой стороне (кредитору) недействительной сделки. Никакого «возврата в первоначальное положение», о котором часто говорят как о синониме реституции, при буквальном чтении закона обнаружить невозможно. Соответственно, отпадает
