в глуши какой-нибудь. Все не без греха, нельзя же так от других требовать. Вы сам-то, представляете, сколько горя и мучений Вашей семье причинили?
– Что до монастырей, то я как раз в один из них для начала и сбежал, в самую настоящую глушь. Там у меня рассказывать даже не стоит, какая мерзкая, аморальная история вышла. А всё потому же – идеализм, наивность, вера каждому встречному. Пришлось сбежать… от стыда. А о семье – я же говорю, что один я виноват. Жена не понимает, да и дети тоже, поэтому и могут вынести всё это. А я не могу, буду искать.
– Хотя бы один нашёлся?
– Конечно! Вот, например, участковый этот. Истопник в бане такой же чуткий и добрый человек. Может быть, само по себе продвижение «наверх» несёт эту заразу? У Чехова в «Моей жизни» маляр Редька вещал: «Горе, горе сытым. Тля ест траву, ржа – железо, а лжа – душу!»
– Выходит, Вы – чеховский Мисаил при советском строе?
– А! Так Вы читали, помните? Хм…, действительно, похоже. Что ж, может, так и есть. Я, правда, гораздо слабее, злее и нетерпимее. Только строй здесь никакого значения не имеет, скорее – весь наш русский характер, уклад. Времени с чеховских времён прошло всего ничего, люди-то ведь те же самые!
Я виделся с ним ещё несколько раз, когда застревал в Кольцове. Найти его становилось всё сложнее, он всё чаще был пьян, потом куда-то исчез.
Власть (1)
Мне было семь лет, – запомнилось потому, что это случилось накануне первого для меня празднования в школе Октябрьской годовщины. Значит, это был 1944 год. Мать дала мне денег и отправила постричься, как тогда полагалось, наголо. Шуйская мужская парикмахерская в то время располагалась в двух шагах от нашего дома на Кооперативной улице, в специально для этой цели построенном ещё до революции красивом домике.
Я вошёл в тёплое, тесное, пахучее, ярко освещённое помещение и занял очередь. Работали три парикмахерши; своей очереди дожидались военный и ещё один мальчик, постарше меня. Парикмахерши все втроём трещали о своих делах; по радио громко звучало: «Жил-был король когда-то, при нём блоха была». Было шумно и уютно.
Отворилась дверь, и вошёл очередной посетитель. Он был одет в чёрное пальто, чёрную шляпу и хромовые блестящие сапоги. Парикмахерши мгновенно замолчали и бросились выключать радио. Военный встал. В полной тишине посетитель снял пальто, повесил его и прошёл к сразу же освободившемуся креслу. На нём был короткий тёмный пиджак, галстук и темно-синие брюки-галифе. Его стригли, и все молча наблюдали, как на крупном затылке обновляется полубокс. Стрижка закончилась. Он, не говоря ни слова, расплатился и стал одеваться. Когда он потянулся за пальто, короткие полы пиджака приподнялись, и я увидел торчащую из заднего кармана галифе рукоятку пистолета. Мне стало страшно. Как только он вышел, военный сел, радио включили, а парикмахерши вновь затараторили.
Власть (2)
В 1979г я был направлен на обучение в созданную всего год назад Академию Народного Хозяйства СССР
