пряностями, аллегорически постанывая от сковавшего его тотемное тело – удовольствия, миллионами переплетенных между собою искалеченных судеб, изливал мне свою душу скиталец Кенни.
– Когда мне было чуть за тридцать, мой однополый брак (де-юре – нелегален в Городе, де-факто – не преследуется) развалился. Потом я потерял работу и стал продавать наркотики. Я снова подсел на них, торчал и продавал последние десять лет, но так не могло продолжаться вечно. Верно, Гийом?! Я бросил ширяться в прошлом октябре…
Он нелепо нагнулся, к растянутой бездыханным жаром переспелого летнего солнца пустынной земле, пахнущей сладким шоколадом иранских тюльпанов, поднимая фальшивую прокламацию, бегущую с неба тысячью изнасилованных тел рекламного мусора, разочарованно опустился на колени, неоднозначно всхлипывая, искусно переходя на изолированный язык хайда…
– Родители выгнали меня из дома, когда мне было чуть больше пятнадцати. У меня диабетическая язва, сложно ухаживать за ней, когда живешь на улице, Гийом. Мой биологический отец умер, когда мне исполнилось тринадцать. В дождливый день католической пасхи. Не рассчитал дозу, видимо разбавленного чем-то, «энджи». Когда же развеются эти облака, Энджи!? Мы не чувствуем любви, в карманах нет денег!! Энджи!! Энджи!! Куда нас всё это заведет!!?
Кенни Рахделли, по прозвищу Зеленый Человек, лениво поднялся, улыбнулся, скаля в кривой ухмылке свой почти беззубый рот, внимательно изучил агитационные предвыборные обещания, умещенные на вагинальные микросхемы формата А5, бережно хранимые в своих изрезанных обстоятельствами и временем – руках; нервно смял глянцевую плоть, отбрасывая в сторону, монотонна продолжая свою сирийскую проповедь, теперь уже на языке путунхуа…
– Мамаша тут же, нашла себе нового бойфренда, управляющего магазином «Маркс и Спенсер». Моя мать этническая румынка, родилась во времена правления семьи Чаушеску. В пятнадцать я уже употреблял героин, в четырнадцать я вылетел из школы. Теперь я на улице. Я не видел свою мать двадцать лет. Моя жизнь, последние годы, была полна насилия. Мой лучший друг Райдер – высокий атлетичный брюнет, с молодым выразительным латиноамериканским лицом, гуляющий по пересохшим улицам нашего около-криминального района в военной форме боливийских «камбов», цвета оливы, в былые годы своего величия… с густыми усами, точно такими как же, какие носил Джордж Паррос; с длинными волосами серебристого окраса, убранными в хвост на затылке – прическа «валлийского костолома» Робби Сэвиджа, времен его выступлений за «Бирмингем Сити»… застрелился месяц назад. Перемолотый жерновами «Вавилона н.э.». Порочный лондонский «чав», с татуировкой на шее: «только ты и мой Господь». Перед смертью выкрикивая: «Найдите этот «подлинный Юг» в ваших сердцах!», – в пустоту старого гостиничного номера в отеле «Кэтскиллз». Он изнасиловал меня, первый раз, в девяносто восьмом, в туалете закусочной «Макдоналдс». Приставил
