истерично впитывал шепот ВИЧ-инфицированного Города, пролитого красной ртутью антисемитской молитвы на виртуальных песках Атлантиды – от Портленда до Бинтауна, от Мэна до Калифорнии, от Содома до Гоморры… Шептавшего мне нереализованные сюжеты гомосексуального изобилия в анонимных комнатах баптистских церквей (я думал, баптисты не смотрят порно), обличенных на хрупких страницах кодекса Чакос, рассыпанных сексуальными руками ангелов Гюго; электрическим порошком латинских языков пост-апокалипсиса, на венецианских башнях Сан-Марко… Сепаратистскими постами в китайский микроблог вейбо; нокаутами Холли Холм; обезглавленным манифестом Рабочей партии Курдистана и безмолвным тоталитаризмом Трудовой партии Кореи; утилизированными кокаиновыми «дорожками» за маркировкой: Брэндана Новака, Диего Армандо Марадоны и Джона Макинроя; нокаутами Рикки Хаттона; электромагнитным радиошумом в несколько тысяч ватт уличных фонарей Нью-Йорка и Токио; панк-роком новой волны от: Дебби Харри, Билли Айдола и «Эхо и люди-кролики»; нокаутами Джеймса Галлахера и финансовым крахом американской компании «Истман кодак»… Оставаясь в равномерном движении своего беспрерывного полета по оболочкам нераскаявшихся сухожилий новозаветного Гестаса; и – тая: одуванчиковым мёдом и виноградным вином, на упрямых строчках фотогеничной песни «Не прощённый», группы «Металлика»; на забытых концессиях предсмертного страха и системных минут покаяния, преломленного хлебом Иисуса – «Часа расплаты»… Нокаутами Шона Сахарка О’Мэлли… Нокаутами Конора Макгрегора… «Алабамой-слэм» от Хардкор Холли, «кельтским крестом» от Шеймуса и «скачком веры» от Шейна МакМахона…
«Между стременем и землей, милосердия просил я, милосердие обрёл», – истинной христианской молитвы, пели невиновными голосами католические священники мира, уснув на космополитичных фресках на алтарной стене Сикстинской капеллы…
– La mort, – автоматически сухо, по ошибке своей усталости и врожденной меланхолии, уронил я в ответ.
«Больше – никаких игр, слышишь? Гийом!», – пение его модернизированного скрипа эфирных шумов, со всех орбитальных станций мира, разносилось голосом бескультурной эпохи по капсульным улицам неумытого Города, оставаясь, все еще целостным зерном самоуспокоения, лишь в границах динамика моего мобильного аппарата – on-line: «Никаких бомб, прогулок и развлечений. Незачем больше плавать, Гийом! Я потерял страсть! Слышишь? Лучше вспыхнуть и сгореть дотла, чем сохранить тепло и медленно догореть. Расслабься, Гийом. Больно не будет! Mundi, amor, empathy. По телефону очень легко врать, Гийом. Иди домой и согреши, расскажи потом своим детям историю, которую можно продать».
– Ведь главное здесь – vincere, – также устало, меланхолично, ронял я мертвые фразы своего миросозерцания, на хрустальную плоскость суицидальных пьес «к Элизе», исчезая в персональных ошибках изначально неверно выбранного мною пути.
Я выключил телефон первым, раньше того, как самому окунуться в центр безразличия
