Нью-Йоркских улиц, забытое эхо одинокой флейты во дворце Тадж-Махала… Приятного вида ирландский джентльмен, с зажатой в крепких зубах курительной трубкой, осторожно проскальзывал, вырываясь наружу скорой свободы, сквозь, буквально возникших из ниоткуда, стройную очередь плотных тел, невостребованного поколения «Великой депрессии» – модно одетых мужчин и женщин, наряженных в меховые горжетки из песца и чернобурки, недорогую бижутерию, уснувшую на темных платьях с меховыми воротниками и пышными многослойными волнами на рукавах… Длинные юбки, фраки, стандартные костюмы с приталенными пиджаками, брюки с отворотами, блузки из парчи, гипюра и шелка… Меховые накидки и жилеты, вечерние платья из золотого ламэ, бархатные шляпки в форме буквы «икс», украшенные искусственными цветами… Застывшая фотография авангардного сюрреализма, с миллионами лицами неоромантизма, в ожидании и осознания начала IIIWW…
Проскальзывая сквозь беспечно счастливых людей, оживших с приходом нового времени, танцующих изо всех сил, как никогда – фокстрот, свинг и неумирающее танго, хранителей нашей рваной и бесполезной истории, кокаинового октября на Кубе… Вырвавшись из шумной жизнерадостной компании карамельных красоток с перманентной завивкой на светлых волосах, легким макияжем, с красной губной помадой; и консервативных мужчин, с усталой элегантностью на гладко выбритых лицах, наш Аспириновый Лекарь, неприметно присел за освободившийся в суете фальсификация дня – стол; устало ища выход на улицу, опустевшими, безнравственным холодом – глазами… Допивая за кем-то, мятный джулеп со льдом, забытый в нервной суете нелепого праздника. Он был свободен и пьян, возможно, где-то счастлив. Он опустил угольный взгляд вниз, ненадолго задумался, прокручивая в своей седой, как выпавший в канун рождества католический снег – голове, пролетевшую мимо – бесполезную жизнь… Сухую и неяркую, с миллионом горьких разочарований и комплексом упущенного шанса, четверть века тая картиной постимпрессионизма на залитых спермой пятнадцатилетних губах; бесконечными слезами наших нестабильных жен…
С тех пор прошло слишком много времени, чтобы о чем-то сожалеть; и вот он, стоит во дворе своего дома, расположенного на площади Сент-Маргарет, в Кембридже, и под сильным проливным дождем закапывает в свежевырытую могильную ось свою безответную любовь – незаконнорожденную дочь горничной в отелях Уэстминстера, и североирландского картежника из Дерри; одержимо хохочет, жадно пьет имбирное пиво из алкогольно-зависимого горла, устало вытирая холодные капли пустого дождя, рукавом клетчатой рубашки от Джил Сандер, со своего траурного лба… готовый отдать жизнь за возвращение в холодный день марта в Сканторпе, для того, чтобы не потерять ее, тогда…
Кто разрушает дело Божие, тот ополчается против воли Божьей (с) Адольф Гитлер.
