глаз:
– Хуже командировочного. Институт в трех кварталах, а будто на северном полюсе.
– Спи, – примирительно дунул я на ее закрытые веки. Как только я уронил голову на подушку, силы меня окончательно оставили, и отчаянно хотелось уснуть.
– Я, по-моему, беременна.
Меня точно кипятком ошпарило.
Марина ровно засопела, освободив меня от ответа или проявления какой-либо реакции. Я задумался, а сон как рукой сняло.
…Я жил между прошлым и будущим. Но не так, как существуют обычные люди – в настоящем. У меня не было настоящего времени, то есть, я не знал, которое время, ощущаемое мною, является настоящим. Череда несвязанных событий во времени могла свести с ума и опровергнуть мое собственное восприятие себя.
Я не знал, где проснусь утром: может быть в маленькой комнатке, и бабушка отведет меня в детский сад; может быть с Мариной; может быть один, перед выпускными экзаменами в школе, а потом за гаражами меня впервые поцелует Аленка, и я еще не буду знать о том, что поступлю на физмат, о том, как некрасиво обошелся институт с работами Эмиля, о том, что Марина, кажется, беременна.
Попадая в разные отрезки времени, я не знал будущего, словно его еще не существовало, а прошлое виделось дискретными случайными величинами, как на первой диаграмме Эмиля, когда мы взяли неоправданно длинный разброс в показаниях, а теперь пришлось уменьшить расстояние между входящими данными и получить вторую диаграмму, чтобы понять первую.
Я уже не спрашивал себя, когда это кончится. Я привык.
Но не терял надежды, что «упав» в очередной раз в свое прошлое, смогу его изменить. Это было моей мечтой.
«Не могу же я бесконечно бегать по кругу своей жизни. Нельзя же ее проживать постоянно, от рождения до сегодняшнего дня», – предполагал я, но жизнь, очевидно, думала иначе.
– Давай-ка, дуй на улицу! – сердито приказал отец, заходя в маленькую комнату.
Я испуганно оторвался от разглядывания книжки и бросился вон из-за письменного стола. Тяжелая рука отца мне была хорошо знакома. Несколько увесистых затрещин я помню, да таких, что я летел по коридору до маленькой комнаты. Я не акцентировал свое внимание на том, что получил за то, что мешался под ногами. Я даже не обиделся. Но животный страх перед этим мужчиной остался.
У нас с бабушкой имелся ключ от комнатки. Когда за стенкой гремело и грохотало, бабушка запирала дверь. У меня в голове тогда проносилось: «Буря мглою небо кроет». Складывалось впечатление, что именно это и происходит за стеной.
Бежал я на пустырь за барачными деревянными домами.
Упав ничком в сухую, колкую траву, замер. Сердце бешено колотилось, в ушах стоял жуткий шум, похожий на сирену, оповещавшую о воздушной тревоге.
Я просил бабушку вернуться. У земли, у травы, у неба, у солнца…
Маринка еще спала. Я болезненно отключился лишь на полчаса. На рассвете я неслышно сполз
