для мужчин есть какое-то».
В её времена парень, если он порядочный, не должен был делать непристойных предложений, а стало быть, довольствовался старушками или собственной рукой. После свадьбы – лишь своей женой. Такая схема, видимо, мало кого устраивала, за что расплачивались, в основном, девушки. В сознании матери крепко закрепилось: чтобы унизить женщину, никакие извращения не нужны, достаточно просто соблазнить её. Часто парни бросали такую девушку, не скрывая самодовольства. Тех, кто давал, не уважали, а тех, кто не давал – ненавидели.
Бабушка говорила, что у них в деревне было много «дикарей» – так она их называла. Эти самые дикари всячески соблазняли девушек, а которая из них доверится и даст, на утро найдёт надпись дёгтем на воротах. Иногда, и тем, кто не давал, писали «шлюха», чтобы отомстить. Одну за это так избил отец, что она повесилась. Дала, значит, шлюха. Раскованная – шлюха. Не девственница – брак – на помойку. Порядочная девушка робка и холодна, и не за какие коврижки не даст, ибо знает, удовольствия не будет никогда, а издевательства – непременно. Издевательства будут самой до смерти, стоит забеременеть. Стараясь избежать позора, девушки провоцировали выкидыш или рожали тайно. Те из них, кому удавалось при этом выжить, убивали новорождённого. Бабушка лично находила одного на скотомогильнике, других находили в лесу. Почему она говорила об этом внучке? Это была её судьба. Она сама забеременела до брака, но, несмотря на унижения, нашла в себе мужество оставить ребёнка. Она даже вышла замуж. Правда, за человека, который до конца дней упрекал её тем, что «взял с дитём». Этот человек был худшим женихом в деревне и худшим человеком на сто деревень. Конечно, он достался ей в мужья лишь от безысходного её положения.
«А почему ты согласилась до брака?» – спросила её Вероника.
«Да и не знаю, – ответила она. – С детства мы одну работу знали, вот и согласилась».
Поняв, что у женщин ничего не выведать, кроме их мучений, Вероника подошла к отцу. Спросила его о сексе и о том, каково это. Он покраснел, махнул рукой и выскочил из дома. Потом, неделю в глаза не смотрел. Плохая была идея: он даже когда по телевизору видел сцену секса, прикрывал глаза. Может, лет в тринадцать-пятнадцать по большому секрету кто-то сказал ему, что «это вставляется туда» и на том он считался полностью готовым к взрослой жизни? Правды ей было не узнать, отец и без того всегда стеснялся при ней. Он видел её так мало, что стал для неё чужим человеком.
«Неужели в советские времена все делали это без света и по-быстрому?» – допытывала она мать.
Мать сказала:
«Были всякие, но те, кто делал не так – бляди».
«А как делали эти бляди?» – спросила Вероника.
«Никто об этом не говорил», – ответила мать.
Эта женщина была жертвой своего времени и своего отца, который достался ей потому, что мать её была невестой с ребёнком. Этот тип изводил свою родную дочь, как только мог. Играя на общественном мнении, он постоянно говорил ей о её сексуальной озабоченности. К примеру, стоило ей засобираться на прогулку, как он
