возвращаться теперь.
– Вопрос этот очень неоднозначен, мой царь. Лучше будет, если ваше величество займется этим завтра, после того как даст своему телу и душе немного покоя, – с отеческой любовью и ласковой улыбкой на лице произнес Магнус.
– Но каков исход битвы, мой царь? – заговорил вновь Диокл. – Кадеш остался за нами?
– Магнус прав, – отвечал царь уставшим голосом, – мое тело измучено долгим переходом, а уста с тяжестью произносят слова. Путь был так тяжел, что многие из солдат побросали свое оружие в поле. Многие погибли в дороге, и та малочисленная горстка, которую вы видите перед собой, есть остатки нашего семнадцатитысячного войска, что отправилось на войну с фараоном. Нам всем сейчас нужен покой. Созовите назавтра Совет, там мы с вами в полной мере удовлетворим наше любопытство.
II
Зарю нового дня, пробудившись еще до восхода солнца, приветствовал с высокой башни царской резиденции Бююкале владыка хеттов Муваталис Второй. С широко распростертыми руками, на которых красовались золотые браслеты и несколько новых шрамов, он словно заключал родной город в свои крепкие объятия.
«О боги, как же отрадно вновь видеть свой дом», – с улыбкой на свежем лице думал царь.
Отсюда можно было разглядеть выделяющийся среди всех остальных построек своим размером и великолепием храм бога грозы Тешуба[10]. Именно этому божеству Муваталис поклонялся с особой истовостью, от него одного испытывал чувство непритворного духовного трепета. Храм был обнесен стенами и представлял собой своего рода небольшой город внутри города.
Солнечные лучи, озарив царскую крепость, стали опускаться к городу, который лежал подле цитадели. Знаменуя рождение нового дня, свет приводил в движение все на своем пути, постепенно покрывая роскошные веранды и богато убранные имения вельмож Верхнего города, а часом позже – соломенные крыши и скромные лачуги Нижнего города, где по большей части проживали бедняки.
Очень быстро Хаттуса как одна из самых величайших метрополий Ближнего Востока заполняется всякого рода торговцами безделушек, овощей, фруктов и домашней утвари. В город стекаются странствующие воины и шуты с их диковинными животными. На улицы высыпают множество горожан, и каждый из них занят своим делом. Везде открываются лавки и магазины, изобилующие всевозможной всячиной. Отовсюду до слуха долетают отзвуки десятка наречий, а по улицам клубится пыль, вздымаемая тысячами человеческих ног, копыт лошадей и колесниц. А ароматы дорогих душистых масел и благовоний, переплетаясь с дымом дешевого табака и запахом человеческого пота, разносятся по улицам. Эту эссенцию несочетаемых запахов в народе прозвали «духом рынка».
Успешные дельцы и зажиточные царедворцы, кто в богато убранных носилках, кто верхом на слоне, покрытом дорогими тканями, с надменным высокомерием разглядывают чернь и с особой жадностью торгуются с продавцами. Вот один из таких тучных богачей у площади, где выставили на продажу египтян, взятых в плен, обзаводится самыми миловидными из них для
Тессоб, Тешшуб, Тешуб – хурритский бог грозы, почитавшийся во всей Малой Азии.
