строем небольшой взвод, но они были единственным исключением. Большинство офицеров давно растеряли своих солдат и теперь шли, а то и бежали намного быстрее своих подчиненных.
Весь свой гнев на мужа Изабель, как ни странно, вымещала на Джордже. И даже близнецы, которые не переставая ныли, то и дело отпускали в его адрес ехидные замечания, пока не отстали и не исчезли в сумерках где-то в поле. После пяти минут отчаянных криков они снова нашли взрослых и после этого шагали сразу за Джорджем и уже помалкивали.
Следы отступления встречались повсюду – армейские фляжки, трубы и барабаны, солдатские ранцы, штыки. В сгущавшейся темноте слышались ужасные крики раненых и умирающих, и Джорджу начинало казаться, что они уже спустились в ад. Из полутьмы до него доносились обрывки разговоров:
– …а капитан-то сбежал, мать его. Сбежал как последний трус, пока мы пытались выстоять…
– …у меня кровь не останавливается. Не могу…
– …Черные всадники. Да их там почти тысяча была…
– …бригаду Шермана разбили, когда ударили хэмптоновские вольтижеры…
Хэмптон? Джордж выхватил это имя из бормочущих голосов, скрипа колес, хныканья своих детей… Ведь в легионе Хэмптона, кажется, служил Чарльз Мэйн. Участвовал ли он в сражении? Жив ли?
Взошла луна, и дорога стала чуть светлее. По небу плыли легкие облака; в воздухе пахло дождем. По расчетам Джорджа, было уже часов десять или одиннадцать; он настолько устал, что готов был заползти в ближайшую канаву, чтобы только уснуть. Как же должны быть измучены остальные, думал он, если даже у него совсем не осталось сил.
Возле Сентервилла они наконец снова увидели огни – и огромное количество раненых вокруг себя. Какие-то добровольцы из Нью-Йорка, ехавшие на груженой подводе, заметили детей и предложили подвезти их до Фэрфакс-Кортхауса. Для взрослых у них места не было. Джордж очень серьезно поговорил с Уильямом, которому, как он знал, можно доверять, и, когда убедился, что мальчик понял, где они должны будут встретиться, вместе с Констанцией помог всем четверым детям забраться в повозку. Изабель что-то недовольно проворчала; Стэнли безучастно смотрел на луну.
Повозка уехала. Взрослые продолжили путь. За Сентервиллом на обочинах дороги они снова увидели солдат отступающей армии – кто-то спал, кто-то просто сидел на земле без движения, кто-то уже затих навсегда. Вид искаженных болью лиц, окровавленных конечностей и освещенных лунным светом глаз этих парней, слишком молодых, чтобы встретиться со смертью, постоянно напоминал Джорджу о Мексике и о горящем доме в Лихай-Стейшн.
Мысль о том, что тогда он даже представить себе не мог всей опасности, приносила мало утешения. На самом деле звон пожарных колоколов сообщил о гораздо более серьезном пожаре, который застал их врасплох. Все они оказались в капкане этой безрассудной войны. Крючкотворство одолевало честность. Разруха сменяла благоденствие. Страх убивал надежду. Ненависть хоронила согласие. Смерть отменяла жизнь. Этот пожар стал погребальным звоном по всему, что Мэйны
