другими туристами. Лыжи и рюкзаки с тяжелыми вещами, главным образом банками тушенки и сгущенки, оставили в нашем временном приюте. Воздух был прохладным, но солнце палило жарко, и искупаться в небольшом каменном бассейне, скорее, даже неглубоком колодце, наполненном горячей водой, было очень приятно. Когда мы через два часа вернулись в хижину, наших лыж уже и след простыл. Рюкзаки остались на месте, но продукты из них тоже исчезли.
Как мы быстро сообразили, вещи украли крутившиеся поблизости от хижины подростки из чеченского аула, что виднелся невдалеке. Поскольку только я один из всей нашей группы прошел срочную военную службу и был настроен весьма воинственно, то мне и пришлось идти разбираться в аул. Нашел там, около крайнего дома, сидящих у горящего костра чеченских аксакалов, вежливо поздоровался с ними и стал просить убедить местных подростков вернуть нам хотя бы лыжи. Старики в высоких бараньих шапках сделали вид, что не понимают по-русски. Однако рядом с одним из них лежал свежий номер газеты «Известия», которая, как известно, на чеченском языке не выпускалась. Конечно, может быть, аксакалы использовали печатный орган Верховного совета народных депутатов СССР исключительно для разжигания костра, но внешне нежелание искать со мной общий язык было весьма демонстративным. О советской милиции в Чечне уже тогда никто ничего не слышал, и я вернулся к своей туристической группе не солоно хлебавши.
Пришлось нам остаток маршрута брести, что называется, пешим ходом и голодными.
На следующий день, тащась по глубокому снегу с моими товарищами по несчастью, я ругал последними словами вороватых чеченских детей и жестокосердных чеченских аксакалов. Еще больше я ругал самого себя, поскольку, уходя купаться, сам предложил товарищам оставить тяжелые вещи в хижине. Тушенка была свиная, и я не ожидал, что у мусульман жадность перевесит религиозные запреты.
Вечером мы остановились на последний привал, развели костер и сели возле него пить чай с остатками сухарей, которые держали по карманам курток для малого перекуса во время долгих переходов.
Тут к нашему костру спускается с соседней горы по малозаметной каменистой тропинке какой-то охотник, по внешнему виду тоже чеченец. Вид у абрека был достаточно устрашающим: в руке он нес карабин, через одно плечо висел патронташ, на другом плече лежало полтуши небольшого горного барана.
Подходит, вежливо спрашивает разрешения сесть. Мы, конечно, разрешаем и освобождаем ему у костра место. В горах надо пускать погреться к костру и делиться едой с каждым, кто попросит. Охотник, оказалось, просто хотел поговорить со студентами за жизнь и угостить бараниной.
Мы неожиданный подарок с благодарностью приняли, быстренько разрезали баранью полутушу на мелкие кусочки, поджарили на костре и умяли за милую душу.
В разгар пиршества я сообразил, что надо проявить уважение к гостю и предложить какой-то подарок взамен принесенного барана. Из ценных вещей у нас оставались только три шоколадки
