И оба они всегда говорили правду и выполняли свой долг, но по-другому, и меня учили этому. И я вам прямо скажу: доносить и докладывать я не буду! Это… это недостойно. Никто в училище не ведёт никаких антисоветских разговоров, нас интересует только балет, и мы говорим о балете!
– Это прекрасно, – недовольно поджала губы Клушина. – Иди, Василий. Иди и подумай. О балете. Если надумаешь – заходи.
Ему казалось, что это происходит не с ним, что он попал в какой-то роман.
Да, это виделось именно так: любимые книжки, полученные на талоны за сданную макулатуру… он, много, но как-то поспешно читавший классику по длинным спискам, выдаваемым на лето, особенно любил эти простенькие, но такие увлекательные истории: благородные герои, дуэли, три мушкетёра, конечно же, это оно, то самое!
Вернувшись домой после беседы с Клушиной, он достал зачитанный светлый том и быстро нашёл вспомнившийся эпизод:
«Когда друзья спросили его о причинах этого странного свидания, д'Артаньян сказал им только, что Ришелье предложил ему вступить в его гвардию в чине лейтенанта и что он отказался.
– И правильно сделали! – в один голос вскричали Портос и Арамис.
Атос глубоко задумался и ничего не ответил. Однако когда они остались вдвоем, он сказал другу:
– Вы сделали то, что должны были сделать, д'Артаньян, но, быть может, вы совершили большую ошибку.
Д'Артаньян вздохнул, ибо этот голос отвечал тайному голосу его сердца, говорившему, что его ждут большие несчастья…»
– Так и надо, Васька! Ты молодец! Пусть других стукачей ищет! – поддержали его одноклассники.
– Ты прав, Васенька. Только так ты и мог поступить, – вздохнула Мама. – Но… может быть, ты совершил ошибку…
Ей было страшно за него – опять, в который раз, по-настоящему страшно.
Если опять пришло время доносов, наушничества, если и в балет проникают идеология и бюрократия, то, как ни ужасно, его карьера, его талант могут быть загублены, это же так просто. Не принять его в театр, не давать ролей, не выпустить на гастроли – а через несколько лет такой «жизни вполноги» можно не удержаться, потерять форму, впасть в отчаяние… храни его Бог, моего младшего!
Но разве можно было представить себе, чтобы он согласился?
В семнадцать лет на такое соглашаются только совсем бессовестные, а её сын был прямым и честным, как он мог предать самого себя? Да и понимал ли он, в какие игры играет? Как велики ставки в этой игре с системой? А если бы понимал – пошёл ли бы на компромисс?
Кто знает, может, всё и обойдётся, не стоит раньше времени переживать, думала Липа. В училище без конца кадровые перестановки, неразбериха, новую директрису тоже могут уволить, за ней последуют и все остальные клушины… вот будет распределение – и посмотрим.
Будем надеяться, что этот разговор не станет непоправимой ошибкой.
Он один из лучших в выпуске, у него высокие оценки по
