партнёршу, и ко времени выпускного он был одним из лучших танцовщиков курса. Ему уверенно прочили место в труппе одного из двух лучших театров: пусть не Принц, но солист или корифей – не меньше.
На комиссии по распределению председательствовала Клушина.
Вася почти забыл о прошлогоднем разговоре с ней – старался забыть, обходил её кабинет и партком стороной… им с друзьями все, входившие туда, казались потенциальными доносчиками, стукачами!
Что она ничего не забыла, он понял практически сразу: так она на него глянула… может быть, стоило тогда отказать ей как-то помягче, подипломатичнее? Или сделать вид, что согласен, промолчать, схитрить? Ладно, что сделано, то сделано, ни о чём не жалеть, это в прошлом – а сейчас решается его будущее, и какой бы злопамятной ни была Клушина, вряд ли она сможет что-то испортить.
Его высокие оценки говорят сами за себя и затмевают невысокий рост, у него отличные рекомендации, его поддерживают лучшие педагоги, он столько уже станцевал…
Не может быть.
Он вышел с заседания комиссии оглушённый и потерянный.
Держал спину и лицо, пытался осознать.
Его – не – берут.
Его не принимают ни в Кировский, ни в Малый… они сто раз обсуждали это с педагогами, учащиеся его уровня распределялись туда автоматически…
«Вася, не может быть! Как же так?» – все были в недоумении.
Друзья утешали; Мама безуспешно прятала слёзы; педагоги преувеличенно бодро советовали не падать духом, но ничего не объясняли.
Было странное чувство бездомности: выйти за порог родного Вагановского – и не войти ни в одну желанную и, казалось, открытую, ожидавшую его дверь? Как котёнок Фомка, вышедший из своего подвала и оказавшийся на непонятной тёмной лестнице…
Надо было срочно искать какой-то приют.
В училище шептались за его спиной – друзья шёпотом выдавали ему эти тайны: это Клушина, Вась, это всё она! Говорят, написала что-то такое руководству театров… идейное. Мол, ты неблагонадёжный, муть какую-то! А они же сейчас всего боятся, против парткома ради тебя не пойдут, сам понимаешь! Держись, Васька, прорвёмся!
Было странно ощущать себя жертвой системы, против которой он, если честно, никогда не выступал: был активным и искренним комсомольцем, охотно жил по принятым в советской среде правилам, верил даже… не совсем в коммунизм, но в идеалы. Ими и руководствовался, и что получилось?
Олимпиада Васильевна Медведева. Ленинград, 1970
На душе скребли бездомные кошки, губы были сжаты, спина стала ещё прямее.
Если бы от злости можно было вырасти, он стал бы выше всех в их выпуске.
Одноклассники бурно обсуждали: кто куда распределён, устраивали каждый свою собственную судьбу, иностранные учащиеся звали на прощальные вечеринки.
Приближался выпускной вечер.
Был уже сшит
