рыболовецкой, мать твою… так, сказал, да ещё и кулаком погрозил на глазах у всего народа…» Ну, сыновья у неё ребята лихие были, миролюбием особо не отличались, догнали Демьяна и давай его пинать. Хорошо наши, артельские, увидали, отобрали. «Он нашу мать оскорбил», – кричат, а Демьян-то ничего понять не может, сопли кровавые по лицу мажет. – «Не знаю, – говорит, – не было такого». А эти орут: «Прилюдно обругал, да ещё кулаком грозил!» Не унимаются, тогда, видно, сообразил кто-то: «Ты, Демьян, поздоровался, наверное». «Может быть», – отвечает тот. «А как ты поздоровался?» – до наших-то мужиков дошло уже, из-за чего конфликт-то вышел. «Гутен таг», – прочамкал он разбитыми губами. Ну, тут и объяснили этим драчунам, что не выговаривает он буквы «р» и поэтому здоровается, значит, по-иностранному. Не верят. Достали тогда мужики у него из кармана книжицу записную, а там целый словарь, ну, Демьяном составленный, и пальцем ткнули в строчку, где написано: «Гутен таг» – доброе утро. А уж когда свидетели нашлись, что не посылал он мать ихнию по матери, стало быть, и кулаком не грозил, а только поприветствовал, – на мировую пошли, водки вместе выпили. Вот, Сергей, такая история, а выводы сам делай, ну, иди сюда, помогай…
За время своего рассказа Арсений комлевую часть заготовок, метра по полтора-два, стесал с одного бока почти до половины толщины жердины, но сантиметров за сорок до комля она постепенно приобретала прежнюю толщину. Сейчас же эту заготовку, в этом самом утончённом месте, как понял Серёга, надо было загнуть. Так они и сделали: короткий конец сунув между двух близко растущих ёлок, а длинный рычаг закрепив вбитым в землю колом. После этого Арсений спрятал свой топорик, попрощался и отправился в свою избушку.
Глава 5
Лошадь надо было вести в поводу. Шла она медленно, вдумчиво переставляя ноги, словно осматривала землю своими близорукими, если можно так сказать, глазами, перед тем, как поставить на неё копыто. Возможно, в прошлом она была вороной, но сейчас её масть
определить было весьма проблематично: серые, рыжие, красно-коричневые пятна покрывали всю её шкуру, не подчиняясь никакому порядку. Мало того, при изменении цвета менялась и длина волос. Грива её вдоль шеи была коротко подстрижена, а со лба, между ушей свешивалась совершенно седая, но довольно кокетливая чёлка. Худые ноги с тяжелыми узлами суставов, тощие рёбра с натянутой на них шкурой неопределённого цвета, постоянно стрекочущие уши, размеренно болтающийся хвост, – без грустной улыбки смотреть на это было невозможно. Она понимала, что в жизни что-то не так, понимала, что нужно что-то изменить, словно «запанковавшаяся» старушка, пытающаяся поменять свой имидж. Но что и как делать, она, конечно, не знает, а скорее всего, просто уже не может. Культурка. Услышав своё имя, она виновато поворачивала голову, на мгновение перестав стричь ушами, хлопала своими изъеденными гнусом веками и кивала головой, дескать: «Да, я –
