подсвечник.
– Где ты? – возмущенно спросил Конгост. – И почему здесь темно? Я не расположен к шуткам.
Ориана усмехнулась, откидываясь на подушки, раскинув стройные ноги и заложив руки за голову. Она намерена была ничего не оставить его воображению.
– Я здесь, супруг.
– Дверь была заперта, я пробовал с самого начала… – недовольно начал он, откидывая занавеси, и смолк, лишившись дара речи.
– Но может быть… ты толкнул… слишком слабо? – промурлыкала она.
Она видела, как побледнел и мгновенно залился краской ее муж. Глаза у него полезли на лоб, а рот приоткрылся при виде ее высокой полной груди с темными сосками, ее кудрей, змеями расползавшихся по подушке, мягкого холмика живота, изгиба тонкой талии и треугольника жестких черных завитков между бедрами.
– Ты что затеяла? – взвизгнул он. – Прикройся немедленно!
– Я спала, супруг, – отозвалась она. – Ты меня разбудил.
– Я тебя разбудил? Я тебя разбудил… – брызгал слюной муж. – Ты спала… в таком виде?
– Ночь жаркая, Жеан. Разве мне нельзя спать, как хочется, в одиночестве собственной спальни?
– Кто угодно мог войти и застать тебя. Твоя сестра, твоя служанка Жиранда… кто угодно!
Ориана медленно села на постели и невозмутимо уставилась на мужа, накручивая на палец прядь волос.
– Кто угодно? – ехидно повторила она и холодно продолжала: – Жиранду я отпустила. Я сегодня больше не нуждаюсь в ее услугах.
Она прекрасно видела, как борется с собой ее муж, желая отвернуться и не в силах этого сделать. В его иссохших жилах в равной мере смешались желание и отвращение.
– Кто угодно мог войти, – повторил он уже не так уверенно.
– Да, полагаю, ты прав. Однако никто не входил. Кроме тебя, разумеется, супруг мой. – Она хищно усмехнулась. – А теперь, раз уж ты здесь, может быть, скажешь мне, где ты был?
– Тебе известно, где я был, – зарычал Конгост. – В совете!
Она улыбнулась шире:
– В совете? В такое время? Совет разошелся задолго до темноты.
Конгост вспыхнул:
– Не тебе допрашивать меня!
Ориана прищурилась:
– Клянусь святой верой, как ты надменен, Жеан! «Не тебе!» – Она в точности передразнила его интонацию, и оба мужчины поморщились от жестокости насмешки. – И все же, Жеан, где ты был? Надо думать, занимался государственными делами? Или, может быть, любовными делами, Жеан? Уж не прячешь ли ты где-нибудь в шато любовницу?
– Как ты смеешь так говорить со мной?! Я…
– Другие мужья рассказывают женам, где были. Почему бы и тебе не рассказать? Если, конечно, у тебя нет веских оснований молчать.
Конгост сорвался на крик:
– Другим мужьям следовало бы придержать языки. Это не женское дело.
Ориана лениво потянулась к нему с ложа.
– Не женское дело… – протянула она. – Неужто?
