style="font-size:15px;"> – Она спит, – на глазах женщины показались слезы, – я тоже много спала, пока ждала Регину. Какая она счастливая, через две недели она увидит малыша…, – Хана застучала каблуками к воротам дома.
– Он приехал даже раньше, чем обещал, – на углу стоял потрепанный форд, – хотя нет, Краузе и ногой не ступит в такую развалюху…, – мостовую осветили фары лимузина. Хана помахала машине:
– Разумеется, он заказал транспорт в отеле…, – Краузе хлопнул дверью, – ночь только начинается…, – адвокат забрал у нее сумку:
– В баре шампанское, – он усадил Хану на сиденье черной кожи, – мы едем в Thee Experience, на Сансет-бульвар…, – Хана несколько раз пела в открывшемся весной, как его называли, психоделическом клубе. Лимузин вильнул. Она заметила в окне форда знакомый профиль:
– Ерунда, что здесь делать Ирене, – Краузе целовал ее, – я устала, мне надо расслабиться…, – проводив глазами блестящую лаком машину, Ирена спокойно подумала:
– Ей повезло. Эти…, – в форде удушающе пахло травкой, – никого не оставят в живых…
Она велела:
– Начинайте, – три девушки и парень что-то бормотали, – и помните о приказе великого гуру. Надо все разрушить до основания, мы слуги дьявола и делаем его работу…, – в полутьме их глаза казались совсем черными. Одна из девушек облизала губы:
– Убей свиней, – затянула она, – убей свиней, убей свиней, – блеснули лезвия ножей, четверо вылезли из машины:
– Убей свиней, – они раскачивались, – убей свиней…
Взяв сумку с ручной кинокамерой, Ирена пошла за ними.
Пасадена
Стальной танк возвышался посреди выложенного кафелем зала. К дырчатой платформе вела металлическая лестница. Долговязый парень в синем халате, с редкой хипповской бородкой, заметил:
– Обычно в них устраивают окна, но здесь стоит особая модель. Ты окунешься в ту же воду, что и твой ментор, то есть в соляной раствор…
Побывать в камере сенсорной депривации Нику посоветовал профессор Фейнман:
– Процедура высвобождает творческие силы человека, – сказал наставник, – ты сможешь совершить прорыв в диссертации…, – он искоса посмотрел на докторанта.
Судя по представленным главам, Ник и так находился на грани, как думал Фейнман, прорыва. Несмотря на собственные Нобелевки, Фейнман и его коллега, профессор Гелл-Ман, тоже курирующий Ника, с трудом разбирались в его вычислениях:
– У Марри еще нет премии, – поправил себя Фейнман, – однако ходят слухи, что он получит Нобеля этим годом…
Девятнадцатилетний Николас Смит, по их мнению, мог легко претендовать на премию:
– Профессор Эйриксен пытается создать общую теорию поля, – заметил Гелл-Ман, – но пока ему ничего не удалось. Если Ник пойдет дальше его учителей, – он со значением помолчал, – то мы можем получить теорию в ближайшие пять лет…
