подданные…), а подразумевалось по факту противопоставления. Вопрос о взаимоотношении мужчин и женщин – седьмая категория – относился к каноническому праву, так что он не был рассмотрен в этом проекте.
Кроме того, в проект вошли главы «Каким людем собственных себе людей и крестьян крепить не позволено», «О власти дворянской и фабрикантов над людьми и крестьяны», «О беглых людех и крестьянех и их поимке», «О дворянах и их преимуществе», «Право купеческое», «О росписании купцов по гильдиям и о записывании разночинцов в купечество» и «О разобрании всех мастеровых и ремесленных людей по мастерствам и о росписании в цехи»[308]. Данные главы писались с применением корпоративной логики. Дворянство и купечество получали свои собственные преимущества и права, мастеровые и ремесленные люди подлежали распределению в цехи, которые, в свою очередь, также обладали определенными правами и элементами самоуправления. В то же время крестьяне оказывались представлены только как объект, над которым следовало осуществлять власть. Будучи объектом, хоть и обладающим наследственным правовым статусом, они не могли претендовать на то, чтобы обладать правами сами по себе, т. е. выступать как корпорация.
Таким образом, в данном проекте Уложения была предпринята попытка упорядочивания людей империи с помощью категории «государственный чин». Последний фактически означал предельно большую группу людей, объединяемых по отношению к значимому социальному основанию (пол, возраст…). Таковых оснований авторами было выделено не менее восьми. В связи с этим можно даже сказать, что такие «государственные чины» в определенной степени функционировали схожим образом с «людьми» Московского государства. При этом, конечно же, в отличие от Соборного уложения, здесь основания для выделения «чинов» прописывались эксплицитно, а не подразумевались имплицитно. Не в последнюю очередь это стало результатом усвоения правящей элитой элементов современной им европейской юриспруденции[309]. Важной новацией стало и то, что для одной из групп государственных чинов был использован принцип корпоративности. В результате довольно четко проступало деление групп с наследственным правовым статусом на обладавших субъектностью, т. е. бывших корпорациями, и не обладавших таковой, т. е. бывших объектами, находящимися во власти других. Что показательно, этот принцип не был выражен открыто, он скорее просматривался в логике наделения того или иного «государственного чина» преимуществами и правами. Можно сказать, что принцип корпоративности в своем укоренении несколько запаздывал по сравнению с принципом «регулярства».
Данный проект третьей книги Уложения был безусловной новацией по сравнению с Соборным уложением. В нем нашли отражение и «регулярство», и корпоративизм. Однако труды комиссии так и остались неутвержденными. Тем не менее и в представлениях правящей элиты, и в связанном с ними законодательстве эти принципы
НИА СПбИИ РАН. Ф. 36. Оп. 1. Д. 396. Л. 2–3 об.
См.:
