бездействие со стороны Кота сильно раздражало, так, что в бессильной злобе металась взад и вперед.
Ах ты, Мурзилка! – Продолжала она. – А помнишь, как ты исподтишка Лешего в болото столкнул? Когда он наклонился, сорвать что-то хотел. Или забыл? А я помню. Я все видела. Молчать больше не буду. Он же, бабка твоя лысая, потонуть мог. Да ежели все это ему расскажу, Лешик башку тебе снесет одним махом!
Василию надоела эта брань, и он легонько, пальчиком, поманил к себе беса. Еще Кикимора не нашла подходящих слов для продолжения серьезного разговора, как злыдень уже стоял подле Кота, выправляясь по струнке, и весь во внимании.
– Вот что, Рыжий, сбегай, принеси-ка ведро. Я там, в машине видел. – И тут же добавил: – В кузове.
– А зачем?
– Какое твое собачье дело? Тебе было велено принести, и баста. А что, как, да почему, знать не положено.
После этих слов бес скрылся в зарослях орешника. Но не прошло и пяти минут, как снова стоял на том же самом месте перед Котом и держал в руке грязное и изрядно помятое ведро, в котором, по всему видимо, когда-то держали машинное масло.
– А ты почище-то не мог найти, что ли? – Брезгливо, двумя пальчиками, взяв за душку грязную емкость, спросил Кот.
Но тот в ответ только развел руками.
– Ну, да ладно, и так сойдет. Авось, не барыня. – Насмешливо фыркнув носом произнес Василий. И посмотрел на Кикимору, которая, ни о чем не подозревая, продолжала сыпать в его адрес разные выразительные слова. Кот еще раз, на всякий случай, огляделся. Все, по-прежнему, было тихо и спокойно. Шагах в десяти от него жарко покачивались хищные языки костра, жадно обвивая все новые суки и сучья, подбрасываемые Бабой-Ягой. Там же, прислонившись к дереву, со связанными руками за спиной, сидел Ляксеич и спокойно наблюдал за всем происходящим. Василий, как бы нехотя, зачерпнул из оврага воду и со словами: «Остынь, родная», стал медленно выливать прохладную, грязноватую влагу на голову Кикиморе. Та, от такой подлой неожиданности остолбенела. Она знала Кота не первый год и, так же, понимала, что от него можно ожидать любую пакость, но такого хамства и такой наглости не ждала. Когда Василий отбросил пустое ведро в кусты, громко фыркнула и, съежившись от холода, с широко разведенными руками, молча поплелась к костру. В эту минуту у нее было только одно желание – согреться. Кот, спокойным шагом догнав ее, тихо прошептал на ухо:
– Не вздумай, красавица, Лешему доносить о том, что здесь говорила. Если, неровен час, узнает, что ты все видела и не сказала ему… Нет, голубушка, он тебя бить не будет – с землей сравняет. – После этих слов Василий быстро вернулся на свое прежнее место и снова погрузился в раздумье.
Кикимора медленно шла к костру. Баба-Яга, подбросив последние сучья в огонь, обернулась на громкие всхлипы и рыдания и, попросту говоря, обомлела.
– Батюшки радимыя! Да куды ж энта тебя, голубушкя, угораздило-то? – Запричитала Яга, сочувственно покачивая головой.
– Ко-тя-ра, гад!
– И ты, что, ему
