сделала вид, что ничего особливого он ей не сообщил.
– Да, полагаю, весьма хороший указ. Пора наводить везде порядок, не правда ли, Алексей Григорьевич?
– Вестимо! Порядок должон быть везде, – согласился с некоторой иронией в голосе, граф.
После оного разговора Екатерина направлялась в свои покои с плотно сжатыми губами и злыми глазами, еле сдерживая слезы. Как надоели ей всевидящие Орловы! Как нелегко избавиться от их давления!
Бросившись в кресло, она долго сидела, приходя в себя. Нет, все-таки ей надобно набраться терпения и постепенно довести их влияние до минимума. Не надобно ей с ними вовсе видеться. Три месяца назад в Петербурге собрались четверо из пяти братьев Орловых и, князь Григорий Орлов поднес ей драгоценный алмаз по случаю ее тезоименитства. Примирение состоялось, но прежней близости с ним не было, зачем же мучить ее своими дурными замечаниями? Слава Богу, на днях сей пронырливый граф Чесменский отбывает в Ливорно.
Дабы снять напряжение, она написала записку своему любимцу касательно разговора с графом Орловым. Пусть оценит, на каковые беспокойства она испытывает из-за него.
«Часто позабываю тебе сказать, что надобно и чего сбиралась говорить, ибо как увижу, ты весь смысл занимаешь, и для того пишу.
А.Гр. у меня спрашивал сегодни, смеючись, сие: «Да или нет?» На что я ответствовала: «Об чем?» На что он сказал: «По материи любви?»
Мой ответ был: «Я солгать не умею». Он паки вопрошал: «Да или нет?» Я сказала: «Да». Чего выслушав, расхохотался и молвил: «А видитеся в мыленке?» Я спросила: «Почему он сие думает?»
«Потому, дескать, что дни с четыре в окошке огонь виден был попозже обыкновенного». Потом прибавил: «Видно было и вчерась, что условленность отнюдь не казать в людях согласия меж вами, и сие весьма хорошо».
Молвь Панину, чтоб чрез третий руки уговорил ехать Васильчикова к водам. Мне от него душно, а у него грудь часто болит. А там куда-нибудь можно определить, где дела мало, посланником. Скучен и душен».
Зато в тот день, в качестве награды за все неприятности, было получено прекрасное известие о доблестном победном сражении с Кубани. Получив сие известие, имевшем место третьего апреля, Потемкин потащил гонца в кабинет императрицы, неустанно повторяя: уж коли наши солдаты бьют врага, превосходящего в двадцать раз, то взять Царьград будет весьма легко! Представив государыне поручика Ржевского, он извел его своими вопросами, желая знать все подробности битвы у реки Калалах.
– Сказываешь, Матвей Платов, двадцати лет? – вопрошал он поручика Андрея Ржевского.
– Да, ваше Превосходительство, донской казак двадцати лет!
– Я всегда сказывал: казаки еще та сила! – восхищался Потемкин. – Суметь разбить двадцать пять тысяч турок, а среди них свирепых черкесов, арапов, сказываешь и некрасовских казаков?
– Так точно, ваше Превосходительство! Все они были объединены Девлет-Гиреем и Шабаз-Гирей-Солтаном.
– Какова же была цель их? – приветливо обратилась к нему государыня.
Поручик,
