производства проверил показатель на шкале, сделав пол-оборота на своем вертящемся никелированном кресле.
– У вас уже семьдесят восемь сотых процента, – уточнил он. – На вашем месте я готовился бы к уходу.
– У меня это случается впервые, – сказал Шик.
– Весьма сожалею. Быть может, нам удастся перевести вас…
– Я на этом не настаиваю. Да и вообще я не дорожу работой. Я, видите ли, не люблю работать.
– Никто не имеет права произносить это вслух, – одернул его начальник производства и добавил: – Вы уволены.
– Ведь авария произошла не по моей вине. Где справедливость?
– Понятия не имею, что это такое, – произнес начальник производства. – Извините, но у меня много работы.
Шик вышел из кабинета. Он вернулся к начальнику отдела кадров.
– Я могу получить свою зарплату?
– Ваш номер? – спросил начальник.
– Цех семьсот, инженер.
Начальник отдела кадров обернулся к секретарше и сказал:
– Оформите… Алло!.. – крикнул он в телефонную трубку. – Пришлите одного сменного инженера, специальность пятая, цех семьсот.
– Вот. – Секретарша протянула Шику конверт. – Здесь сто десять инфлянков.
– Спасибо, – сказал Шик и ушел.
По дороге он повстречал инженера, который должен был его сменить, худого молодого блондина с усталым лицом. Шик направился к ближайшему лифту и вошел в кабину.
XLIX
– Войдите! – крикнул звукотокарь. Он поднял глаза на дверь. Там стоял Шик.
– Здравствуйте, – сказал Шик. – Я пришел за теми записями, помните, которые я вам приносил.
– Как же, помню, помню. За тридцать сторон, учитывая изготовление специальных приспособлений и гравирование пантографом двадцати нумерованных экземпляров, с вас причитается сто восемь инфлянков. Но я возьму с вас всего сто пять.
– Хорошо, – сказал Шик. – Вот у меня чек на сто десять инфлянков. Я перепишу его на ваше имя, а вы мне вернется пятерку.
– Идет! – сказал звукотокарь. Он выдвинул ящик и протянул Шику новенькую купюру в пять инфлянков.
Глаза Шика погасли.
L
Исида вышла из машины, которую вел Николя. Он посмотрел на часы, а потом проводил взглядом девушку, пока она не исчезла в подъезде дома, где жили Колен и Хлоя. На Николя была новая, с иголочки, форма из белого габардина, а на голове белая кожаная фуражка. Он выглядел помолодевшим, но тревога в глазах выдавала его глубокое душевное смятение.
На этаже, где жил Колен, лестница внезапно становилась настолько узкой, что Исида, хотя она и прижимала руки к телу, касалась одновременно и перил, и холодной стены. От ковра остался лишь легкий пух, едва прикрывающий деревянные ступени. Дойдя до двери, она перевела дух и позвонила.
Никто не открыл. Ни звука не было слышно на лестнице, кроме время от времени тихого поскрипывания дерева да влажного
