указала на молоденькую девушку и спросила, неужели я ничего не замечаю. Я сказала: нет. “Разве вы не видите сходство между нами?” – спросила она. Я была вынуждена признать, что вижу. Вдруг она очень расстроилась. Я спросила ее, не она ли это. Она отвернулась, не желая продолжать. Я сказала ей, что не следовало заходить так далеко, если она не готова рассказать мне остальное».
Именно тогда, осенью 1921 года, фройляйн Унбекант открыто заявила, что она – ее императорское высочество великая княжна Анастасия Николаевна. Сестра Малиновская вспоминает, что во время последовавшего между ними разговора фройляйн Унбекант была «очень расстроена». Она говорила о своих сестрах, о зашитых ими в одежду драгоценностях, о последней ночи в Екатеринбурге, когда «горничная бегала с подушкой в руках, пряча в ней лицо и пронзительно крича», и о «главаре убийц, подошедшем к ее отцу, издевательски размахивая револьвером… и выстрелившем в него».
В газетной статье, опубликованной в 1927 году, Tea Малиновская писала: «Она взволнованно просила меня бежать с ней в Африку… Когда я возразила, что там идет война, она сказала, что мы можем вступить во французский Иностранный легион в качестве сестер милосердия и что там мы будем в большей безопасности, чем здесь у евреев… Она была убеждена, что врачи-евреи в клинике состоят в заговоре с большевиками и однажды они ее предадут». Сестра Малиновская поняла особый смысл этих слов. В то время евреев, вечных козлов отпущения в Европе, обвиняли не только в организации большевистской революции в России, но и непосредственно в убийстве царской семьи в Екатеринбурге. Убийство Романовых впоследствии максимально использовалось нацистами в период их прихода к власти в Германии. Поэтому в качестве «великой княжны Анастасии» фройляйн Унбекант не было необходимости объяснять или оправдывать свой антисемитизм.
Вернувшись домой, Tea Малиновская рассказала о беседе с фройляйн Унбекант своему жениху, врачу. В ответ она встретила лишь недоумение: а что еще она рассчитывала услышать в сумасшедшем доме? Дело могло бы на этом и закончиться, если бы в Дальдорф не поступила Клара Пойтерт, «высокая, худая, костистая женщина» пятидесяти одного года, то ли портниха, то ли прачка – это так и не было установлено.
До Первой мировой войны она жила в России. Клара сама впоследствии утверждала, что служила в Москве гувернанткой, но, по другим сведениям, она также была и мелкой немецкой шпионкой, надежным источником великосветских сплетен. В любом случае, она слишком много пила, слишком много болтала и имела раздражающую привычку драться, когда люди говорили что-то, ей не нравившееся. «Вы что, думаете, я ненормальная? – спрашивала она. – Я нормальная». После того как благодаря фройляйн Унбекант она получила известность, Клара с большой гордостью демонстрировала медицинское свидетельство, где говорилось, что «она не сумасшедшая, но только с отклонениями».
Клара поступила в Дальдорф в конце 1921 года, после того как обвинила своих много вытерпевших
