style="font-size:15px;"> – Бэла повесилась на радостях!
Она висит вроде бы нехотя, упираясь высоким каблуком в желтый от ржавчины бачок. Одна рука у нее в кармане, в другой зажат свежий номер «Инфы», шея обмотана шарфом. Язык подвешен отдельно, сбоку.
Оценив глазом военного длину шнура и мысленно намотав его на шею Леонида Макаровича Мулярчика, полковник Парыгин скорбно считает оставшиеся еще для жизни секунды… Но подвешенный сбоку язык Бэлы сбивает его со счета:
– Товарищи! Друзья! Коллеги!
– В петле еще много места, – отзывается из тумана Леонид Макарович, – И шнур крепкий, и навыки солидарности еще не утеряны, и я готов, как юморист, подставить плечо…
Он берет из унитаза куцый, обмотанный тряпкой веник, обметает им паутину с пиджачка Бэлы, наливает в граненый стакан воды… вода, правда, здесь техническая, тяжелая…
– За академическую карьеру, – предлагает он тост, – За наши новые пути!
– За шпалы и рельсы, – хрипит из шарфа Бэла Ебчик.
– К самоубийству надо относиться серьезнее, – с искренней, на какую только способен юморист, скорбью, замечает Леонид Макарович, – Надо сначала посоветоваться с товарищами…
«Взять, в самом деле, эту дуру на факультет, – утверждается он в принятом уже решении, – На самую сволочную, какие только бывают, должность: ученый, ха-ха, секретарь!»
Бэлу ведут через слесарку обратно, сваливают в редакторское кресло, заливают в помятое шарфом горло полстакана водки, восхищаются ее решимостью и находчивостью, а также твердостью убеждений. Эти твердые мозоли-убеждения, им нужен непременно рабочий фон: пот, мазут, копоть. Самыми твердыми убеждениями мостят дороги в будущее; но лучше делать из них мемориальные доски.
Юморист, будь он Леонидом Макаровичем Мулярчиком, наверняка обрубил бы у «Инфы» женского рода хвост и в виде бесполого «инфо» толкнул бы это средство информации в водоворот рекламных домыслов: полезно ли нам производить для вас ракетные движки?… полезно ли вообще что-либо производить?… полезна ли кому-то сама эта общественная польза? Юморист, пожалуй, распалил бы «Инфу» какой-нибудь «связью с общественностью», демократично попутав хорошие цели со «всякими» средствами; и было бы юмористу любопытно, где тут демократический вкус, а где вкус к хорошей жизни.
Демократический вкус не может не вызвать известного любопытства у всякого, кому свойственно время от времени просыпаться. Но как быть, если ты, проснувшись, обнаруживаешь себя среди вразнобой храпящих, в той или иной братской могиле? Окружающая тебя среда, так же, как и сам храп, таят в себе немало загадок, которые хочется тут же, спросонья, и разгадать. Но как быть, если дальше братской могилы только железобетон и асфальт? Только скука и пыль. Сунется ли туда твое одиночество? Твое вянущее, вечно извиняющееся одиночество.
Люди без одиночества, справедливо
