последние выведутся.
Дед Пичка жалобно морщится:
– Да ить как же это? Вроде бы не должно…
– Должно! Потому что мы одни как бобики уродуемся, остальным – плевать! Только и знают от природы хапать!
– Ты говори, да не заговаривайся! – сердится старшой. – Сейчас каждый должен… и постановления!
– А что постановления?! – наскакивает Валерка. – Ты назови хоть одного председателя, который бы хоть пальцем пошевельнул ради зверюшек и прочего! Назови!
– И назову!!
– И назови!!
Спор вспыхнул, погас, как гаснет вырвавшаяся над костром искра. Кто-то вспомнил, что когда-то водились на наших полях и стрепеты, и дрофы…
– А на привалках зайца было, прям навалом!
– Нет, не мы, охотники, виноваты в оскудении природы, не мы!
– Теперь всем миром нужно браться. Только всем миром, да…
Ни холодно, ни жарко, но каждый тянется к огоньку, каждый норовит вдохнуть дымка, провести рукой, точно погладить, над светлым пламенем.
Огонек обложен фляжками, торчат из горлышек листья смородины, барбариса и еще каких-то трав – заварка.
– А вот у меня будет чай, так чай, – глубокомысленно заявляет дед Пичка. Я видел, как он запихивал в горлышко лепестки шиповника, корочку рябины, стебелек чабреца, полыни и еще чего-то – не чай, а шаманское зелье. Если к утру не помрем, значит, проживем долго.
А ночь уже раскинула над горами черно-искристый зонт. Тихо потрескивает костерок, колеблет дымком в разные стороны, и лица друзей в неярких отблесках доверчиво – добрые, спокойно умиротворенные. Пряно пахнет вялая трава, и запах ее густой, но легкий, навевает что-то, то ли из сказок, то ли из детства. Покой и мир. Я думаю о том, что правильно сделал, когда остался, потому что когда еще повторится такое, когда?
Неугомонный старик бубнит на сон грядущий очередную охотничью историю, в которой ни смысла, ни вдохновения – лишь бы не скучно.
– …И пошли они, значит, на кабана. Где по тропке идут, где прям через камыши ломятся. А серед камыша кой-где скалки торчат – прям из земли выросли. Вот они по ходу на эти скалки и взбираются для огляду. Посмотрят – и дале. Петька забрался, кричит: «Кабан! Кабан!» Федька головой круть и – правда! – вот он! Тресь! – из обоих стволов. А кабан – на него! А Федька – дёру! А бежать неудобно – камыш, кочкарник! А кабану тож пузом по кочкам елозить! Вот и бегают они вокруг той скалки, друг друга догнать не могут. А Петька стоит наверху и прямо ржет от смеху, аж чуть не падает! Тут Федька изловчился, перезарядил и… Пудов десять был кабаняка, ей-ей!….Пришли они, значит, в поселок и носы друг от дружки воротят. У Петьки рожа в синяках и…
Толя и Коля, тараща глупые глаза, смотрят рассказчику в рот, придвигаются:
– Дедушка, а кто ж это его, а?
Валерка нетерпеливо сучит ногами, торопится, объяснить:
– Понимаете, это секач… Во-о-от такие клыки! Чуть зазеваешься, по ногам – хрясь! А потом топчет, и ребра на голову заворачивает.
Юнцы поочередно смотрят на всех, очевидно, ожидая,
