занесены и аккуратно составлены в один угол, и женщины, возглавляемые Диной Алексеевной, принялись за уборку. Под руководством старшего из мальчиков – Андрея – Ваня и Сергей наломали и связали замечательные веники. Их работа была высоко оценена Артемьичем, и теперь, раскрасневшиеся и довольные, ребята требовали от старших новых заданий. Игорь Сергеевич собрал мужчин, и они, посовещавшись, ушли куда-то, а когда вернулись, у каждого в руках были большие охапки сена.
– Зачем это? – спросила Любочка.
– А спать ты, милая, на чем собираешься? – и Артемьич довольно потер руки. – Нам еще обещали полотняные наматрасники – мешки, иначе говоря. Мы набьем их сеном, а уж наверх – все ваши пожитки. Зима, знаешь ли, здесь холодная, отопления нет, так что привыкай.
– Как, совсем нет? – и Любочка широко раскрыла глаза, в которых старый Артемьич без труда разглядел и страх и отвращение.
Ему неожиданно стало жаль эту самую неприятную для него девушку, захотелось приласкать ее, утешить. Он протянул руку, чтобы поправить Любочке волосы, выбившиеся из-под платка, но она резко отпрянула, буркнув при этом:
– Я сама, – и отошла в сторону.
Артемьич только плечами пожал, а Любочка, круто развернувшись, пошла к матери.
– Мама, мне необходимо с тобой поговорить.
Дина Алексеевна в это время домывала, вместе с Верой, шаткую деревянную лестницу, ведущую на улицу. Она выпрямилась и мокрой рукой отряхнула грязь со своего пальто. Любочка поморщилась.
– Что тебе, Любаша?
– Мама, это правда, что мы… – Люба не находила слов, голос ее дрожал, – мы что, здесь будем жить?
Дина Алексеевна посмотрела на дочь с явным состраданьем, она, конечно, рассердилась на Любочку, когда узнала о ее поведении на допросах, но вместе с тем чувствовала себя виноватой перед ней.
– У тебя есть какие-нибудь предложения? – спросила она с улыбкой.
– Но это невозможно, мама, – голос дочери стал плаксивым, и Дина Алексеевна с удивлением отметила это.
Она всегда считала Веру слабее старшей сестры. Люба была такой целеустремленной и умной.
– Мама, очнись же! – Любочка топнула ногой. – Здесь даже отопления нет!
– Успокойся, доченька, – и Дина Алексеевна хотела обнять Любу, но дочь скинула ее руки и высвободилась.
– Ты сейчас меня измажешь. Где я здесь, по-твоему, стирать буду?
Верочка, поняв, что с сестрой творится что-то неладное, попыталась ее остановить, но Люба, оттолкнув Веру, вдруг крикнула:
– Пусти! Как я вас обеих ненавижу! – и быстро побежала вниз по лестнице.
Дина Алексеевна опустилась на ступень и заплакала, силы разом покинули ее. Верочка села рядом с матерью и крепко прижала ее к себе. Так они сидели, обнявшись, глядя в полуоткрытую дверь во двор, где в опускающихся сумерках падал и падал снег.
К ночи кое-как смогли затопить печи,
