и мыть их, отвернувшись к раковине. И я старалась быстрее улизнуть из дома, торопливо пихала в себя бутерброды и выбегала из-за стола. Не хотела видеть их разборок, слышать папочкины «сказки» про напряжённую работу до утра, наблюдать мамин горестный взгляд.
Брат Толика со своей семьёй жил в собственном доме на соседней улице. Маленькие Толькины племяшки постоянно прибегали, вертелись под ногами и устраивали настоящий бедлам. Мы с сестрёнкой Толика, 17-летней Джулией, дурачились вместе с ними, хохотали и угарали.
– Джуль, только Дамирки не хватает, да? – произнесла однажды я и осеклась.
– Да, – как-то грустно ответила она.
И снова малышня вовлекла нас в свои дикие игры, и мы отвлеклись от этого разговора.
С Джули мы крепко подружились, как-то понимали друг друга с полуслова и во многом сходились во взглядах. Я рассказала ей, как мы познакомились с Толиком, да многое о себе рассказала, чего уж тут. Просто думала, что вижусь с этой семьёй первый и последний раз, чего играть в скромницу? И про семью свою рассказала, про блудливого папочку и всепрощающую мамулю. И про то, как она в гневе всегда кричала ему: «Глазоньки бы мои тебя не видели, кобелино!»
Вот, выпросила. Не видит. И не только его.
Мысли материальны, чё.
Джули была в шоке. Жалела мою маму. И говорила, что её родители до сих пор любят друг друга, как в молодости. Ссорятся, наверно, но дети никогда не видели этих разборок. Родители всегда были друг для друга опорой и поддержкой, папа – романтичным джентельменом, мама – хозяйка в доме, королева на светском приёме и развратница в спальне. Они стали просто неделимыми, одним целым, и в горе и в радости. У брата, Григория, такая же семья. А вот у Толика немного другая, хотя, он же далеко, откуда им знать, как они там с Лилей живут.
Толик часто звонил, и родителям, и Джулии, и мне: узнавал, как моя мама лечится, как мне в их доме, уютно ли. Я во время общения просто таяла: улыбалась, кокетничала, даже краснела слегка. Все это замечали, но не обсуждали сей факт: они ж тактичные. А я ловила себя на мысли, что очень скучаю по нему.
И не думаю ни о ком из мужчин, кроме него.
И снится мне тоже только он.
В эротических снах.
А однажды утром, проснувшись раньше всех в доме, я прошла мимо фотографий на стене в гостиной. И не смогла удержаться от соблазна подойти к портрету улыбающегося Толика и чмокнуть его в губки. Да-да, и ещё вдобавок погладила его фотку по щеке. А потом быстро выскочила из комнаты, пока никто не увидел моих закидонов, и погнала на утреннюю пробежку.
***
Дана даже не предполагала, что в этот момент со второго этажа её видит мама Толика. И до боли кусает свои губы, еле сдерживая подступившие слёзы. Она уже давно поняла, что для этой девушки Толик не просто хороший друг. Слишком ярко загорались её глазки при мимолётном упоминании о нём в разговоре. И слишком
