потом заговорил вновь, не дождавшись моего ответа: – Сегодня четверг – и все они, герои вашего романа, собрались в столовой зале… привидения их, конечно, – и вас с нетерпением ждут. Поспешите! – И я опрометью бросился в столовую залу…
Конец третьей книги
Книга четвертая
Автопортрет с автографом А.С.Пушкина. Архив Всесоюзного музея А.С.Пушкина в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург).
Второе предисловие к роману первому
и
эпилог…2
Ай-да Пушкин, ай-да сукин сын!
Дело в том, что сгинул, исчез ваш писатель – и роман свой на произвол судьбы бросил! Восковую свою фигуру в столовой зале вместо себя оставил. И что удивительно, господа, на иудином стуле сия фигура сидит, шампанским похмеляется! И теперь мне за него, проказника, его роман придется дописывать4.
За сутки до его исчезновения, мне позвонил какой-то человек.
– Слушай, – заявил он мне нахально, – смотайся на пару недель в Тверскую губернию! Допиши роман.
– Роман? Какой роман?
– Исторический. Доедешь до Торжка. Там спросишь, как до имения князей Ростовых добраться. Во дворце найдешь парусную комнату. У сторожа Михеича спросишь. В парусной комнате компьютер писателя нашего. Под клавиатурой тысяча баксов. Понял аль нет?
– Две тысячи! – возразил я.
– Заметано.
– Я не договорил. Две тысячи – и не под клавиатурой, а через сорок минут. Встречаемся на Ленинградском вокзале.
– Согласен. Через сорок минут… но вторую тысячу под клавиатурой возьмешь! – И позвонивший бросил трубку.
Через сорок минут мы встретились. Молча он передал мне тысячу долларов – и удалился. Я даже не успел его разглядеть. Вторую тысячу я нашел там, где он мне сказал.
– Надо же! – крякнул с досады Михеич, запойного вида старик, когда я достал их из-под клавиатуры. – Я и не знал. – И нагло заявил: – Барин, похмелиться бы не помешало!
– Похмелись, – сунул я ему сотенную, разумеется, не долларов, а рублей. – И не называй меня барином! Не люблю.
– Как скажешь, – взял сторож деньги. – Первый-то любил, чтоб я его так звал. Хороший был человек, Царствие ему Небесное. – Перекрестился и сказал: – Помянуть надо!
– Хватит тебе и похмелиться… и помянуть! – ответил я ему – и все-таки достал из кармана вторую сотню, но сразу не отдал, а спросил: – А разве его убили?
– Кто убил? – удивился старик. – Ничего такого я не говорил. Никто его здесь не убивал! – добавил поспешно. – В восковую фигуру превратился. Это… да. У нас это обычное дело.
– Ну-ка, старик, всю правду! В какую восковую фигуру, кто превратил? – напустил я на себя милицейский вид. – Вы, я вижу, пили тут с ним беспробудно, –
Эпилог к чему?
Эпилог к роману этому, господа читатели, будь он неладен!
Этот пушкинский эпиграф используется во второй раз в романе. На это есть веские, хотя и сомнительные обстоятельства.
Понимаю, вы удивлены. Я сам удивлен. А почему я его проказником назвал, вы узнаете очень скоро. Да, кстати, все дальнейшие свои примечания я буду, за редким исключением, графически оформлять, как ваш писатель оформлял: курсивом и вслед за тем текстом, к которому эти примечание относится.
