все о свадьбе сестры с князем хлопочет, вот и пусть будет. Вернусь, когда все закончится. Завтра же скажу, что вызывают в полк.
Прошло три дня, как уехала Варвара Петровна. Поговаривал про отъезд и Павел. Жизнь «Анны» текла тихо, размеренно. Ежедневная баня и массаж со снадобьями, которые оставила тетка-монахиня, давали ощутимый результат. Она теперь двигалась свободно, легко наклонялась, сгибалась. Домашние, в том числе Катя, заметили, что ходить «Анна» стала совершенно по-другому. Раньше, по словам горничной, «барышня плечи опустит, голову к одному плечу приклонит, ссутулится, словно роста своего стесняется, да еще руками все норовила грудь прикрыть». А теперь осанка, как у королевы, голову высоко несет, плечи пряменькие, а грудь вперед. Даже шаг стал уверенный, неторопливый, степенность появилась, осанистость. Раньше мышкой по дому прошмыгнет, никто и внимания не обратит. А сейчас идет, так всяк остановится – сразу видать, хозяйка шествует.
Слов горничной «Анна» не опровергала. Но и объяснять не стала, что молоденькое тело несет тридцатипятилетнюю душу, волевой характер и устоявшиеся жизненные принципы.
– Барышня, а вы заметили, – осмелилась раз Катя, – матушка ваша на вас так внимательно поглядывает. Вот, кажется, сейчас спросит, ан, нет, промолчит. Заметила я, что наблюдает за вами, когда вы гулять ходите. Все глядит, глядит, словно незнакомку встретила.
– Заметила. А знаешь, она вчера ко мне в комнату заходила.
– Когда? – ахнула Катя. – Ночью?
– Нет, после обеда. Спать мне не хотелось – взяла книжку да в уголок. Тут дверь и открылась.
Катя широко раскрыла глаза:
– Что сделала?
– Ничего. Постояла, поглядела на кровать и снова дверь закрыла. Может, поговорить приходила, да в последний момент разбудить не посмела. Хотела я ее окликнуть из угла, не успела.
– Что ж она времени лучше не нашла для разговоров?
– Кто знает.
Они замолчали. Шли по аллее, которую «Анна» выделяла из всех в парке. Она тянулась полукругом, огибала правое крыло дома, доходила до пруда с заросшим мелкой, уже пожелтевшей травкой бережком. За прудом шла рощица, где, по рассказам Кати, девки водили хороводы, а на Ивана Купалу устраивали игры с парнями. За рощицей виднелся край сжатого поля, а за полем находился другой пруд, больше и глубже, прославившийся тем, что туда бегают топиться обманутые девушки или брошенные невесты.
Осень уверенно вступала в свои права. Деревья оголялись, кусты роняли лепестки поздних цветов. В усадьбе шли приготовления к долгой зиме: солили и квасили овощи, ягоды, грибы в бочках и бочонках, без устали работала крупорушка и мельница.
«Анна» уже знала от «отца», что скоро будет ярмарка. Предполагалось, что часть урожая будет там продана за хорошие, дай Бог, деньги. Еще он твердо обещал, что возьмет ее с собой, как и «в прошлый раз».
О ярмарке Афанасий Петрович говорил с таким жаром,
