И. Бродского «Я входил вместо дикого зверя в клетку…», 1980 г.).В четырех лаконичных строчках можно, похоже, живописать состояние человека, у которого, как у библейского Иова, отняли всё, что котируется в мире земном, для того, видимо, чтобы обострить слух его, мятущегося, для получения весточки из мира горнего:
Дом разграблен. Стада у него – свели.
Сына прячет пастух в глубине пещеры.
И теперь перед ним – только край земли,
и ступать по водам не хватит веры
Никто также, не помешает, пожалуй, стихотворцу обратиться к памяти, и не только своей, частной, но и нашей общей, осязаемой не всегда бархатными прикосновениями:
Так, по выпуклому лицу
памяти всеми пятью скребя,
ваше сегодня, под стать слепцу,
опознает себя
Или, упершись в валун памяти и используя его наподобие рычага Архимеда, попытаться приподнять завесу будущего родной страны. Впрочем, почему-то загадочно мерцающего согласно неизбывной национальной идее «особого пути»:
…при слове «грядущее» из русского языка
выбегают мыши и всей оравой
отгрызают от лакомого куска
памяти, что твой сыр дырявый
А можно при помощи улетающего в небеса квартета строк пропеть гимн любимой женщине:
Ночь. Мои мысли полны одной
женщиной, чудной внутри и в профиль.
То, что творится сейчас со мной,
ниже небес, но превыше кровель
Ну, а если же речь зайдет о чудесах, согласитесь, тут не жалко и трех квартетов строчек с подробной рецептурой обретения столь редких артефактов в нашей действительности:
Что нужно для чуда? Кожух овчара,
Щепотка сегодня, крупица вчера.
И к пригоршне завтра добавь на глазок
Огрызок пространства и неба кусок.
И чудо свершится. Зане чудеса
К земле тяготея, хранят адреса,
Настолько добраться стремясь до конца,
что даже в пустыне находят жильца.
А если ты дом покидаешь – включи
звезду на прощанье в четыре свечи,
чтоб мир без вещей освещала она,
вослед тебе глядя, во все времена
И после такого портфолио стихотворных жемчужин кто-то будет сильно возражать, что Иосиф Бродский – один из самых удачливых среди трепетных виршеплётов и ловцов убегающих смыслов? И если этой книжке нужна подкова на удачу, то пусть на ней бисерным почерком будут выгравированы эти четыре строчки одного из сонетов искуснейшего заступника петербургских туманов и венецейских вод:
Но, сознавая собственную зыбкость,
ты
