и в узилище! И чего Борода так отчаянно темнит? И сам этот мышиный герой – Загашников?»
Первое, что сделал Андрей, войдя в кабинет майора, – бросил взгляд на его несчастный, покусанный мышом-трупоедом глазик. На майорском веке все еще был виден маленький розовый шрам.
«Пустяки, бандитская пуля».
– Присаживайтесь, товарищ корреспондент, – веско произнес майор, пожав руку.
«Где б я слышал это, но только не здесь!» – подумал Андрей и нажал клавишу диктофона.
– Что вы можете сообщить прессе об обстановке в Голубинском монастыре?
Майор негромко крякнул, скептически глянул на горящий красным глазом прибор.
– Собственно, э-э, имело место вторжение на закрытую территорию лица мужского пола…
– Матерь Божья! – невольно воскликнул Андрей.
– Во-во! – вдруг, расслабившись, хмыкнул майор. – Матерь-то матерь, но не Божья.
…Чем дальше слушал Андрей Загашникова, тем труднее было ему удерживать челюсть, неотвратимо стремившуюся рухнуть на потертый линолеум майорского кабинета.
…Максюта Баранов несколько раз пытался поступить в духовную семинарию. Но как не ладилось у него с учебой даже в простой среднероссийской школе, так не получалось отвечать под пристальными взглядами бородатых экзаменаторов. Не учуяли архиереи в нем и особой любви к Господу. А почему? А потому, что не было ее – особенной-то… Нравилось Баранову ходить в церковь потому, что чаровали его парчовые одеяния солидных священников, да и служители помоложе в сверкающих золотым шитьем ризах тоже очень-очень импонировали… К тому же с юности худенький, бледненький, редковолосый мальчик имел странную склонность к женскому белью и колготкам…
– Ну вот он и решил, – глумливо хохотнув, произнес Загашников, – одним махом убить двух зайцев. Украл у сестры – что-то года на полтора она постарше – паспорт, переоделся в женское, платочек на голову надел и явился к матушке – мол, примите на послушание Христа ради! Фотография похожа – родственники же. Подол ему тоже никто не задирал – кто ж на такое рассчитывал? Ну и пожалели, приняли.
– А чего он в мужской-то монастырь не пошел? – удивился Андрей.
– Это ты сам у него спроси, – опять ухмыльнулся майор. – Мы его на семьдесят два часа задержали, так что сегодня к вечеру выпустить должны.
– А покарать за содеянное? – хищно оскалился журналист.
– Так вроде и не за что! За хулиганку – так он лучше всех себя там вел, молился, работал. За нарушение режима? Монастырь же не зона. Да и церковь у нас отделена от государства. Шум был, когда они его своими силами выдворять начали, а потом милицию вызвали… Малозначительный проступок. Вот так.
– А на чем попался? На бритье?
– Э нет. Он похитрее был. Он лицо этой штукой мазал, которой женщины с ног волосы сводят. А погорел на том, что его знакомые узнали. Прямо там, на службе. Думали спервоначалу, что это его сестрица, а потом прикинули – она ни в какие монашки не записывалась, живет
