штормового пляжа. И купается, используя плавсредства. Матрасы, длинные стержни из плотного поролона, детские надувные нарукавники. А один мужик, совершенно довольный собой, купался в оранжевом авиационном спасательном жилете военного образца.
Я заметил его и подумал, что, возможно, стоит познакомиться, и у нас найдется масса общих тем. Но тут же понял, что все это вернет меня в прошлое, к мыслям раскаяния о несостоявшейся жизни, и подплывать к нему не стал.
И вел себя в море так же, как на суше – был сам по себе среди толпы. В вакууме, образованном собственным полем.
Вот и сейчас я стоял на отмели, давая волне поднимать и опускать свое тело. Раскинув руки на воду – как совершивший аварийную посадку самолет с пустыми крыльевыми баками.
Мне было почти хорошо.
Кругом галдела разноязыкая толпа. Перекликались немцы, турки клеили белых женщин, не смущаясь отказами и проверяя всех подряд.
Я закрыл глаза.
– … И представляете, незадолго до отпуска его привели к нам…
– Да-да…
– Моложе меня на десять лет… Потом мне сказали – он родственник главного бухгалтера.
– Да-да…
– Привели к нам в кабинет и сказали – вот ваш новый начальник, хотя…
– Да-да…
В заднице – провода, – в рифму подумал я и открыл глаза.
Передо мной переговаривались две соотечественницы из соседнего отеля.
Чей пляж располагался рядом с нашим и отличался цветом зонтиков. Я купался в полоске моря, принадлежащей именно соседнему отелю. И по большому счету, меня должны были выдворить отсюда как нарушителя границ. Но здесь никто не заботился подобными мелочами.
Отвечавшая «да-да» была мне незнакома. А рассказчицу я знал давно. Точнее, видел с первого дня.
Невысокая плотная дама примерно моего возраста или чуть моложе. Хотя и казавшаяся значительно старше из-за жуткой прически – крашеной химической завивки. И еще из-за того, что на пляж она приходила в обычном городском платье, которое снимала через голову, страшно мучаясь, поскольку в этом момент с нее вместе с платьем всегда стремился соскользнуть и купальник. При даме отдыхали две девицы. Похожие на нее – видимо, дочери или племянницы. Лет по двадцати. Одна имела кривые ноги и великолепную грудь. Другая – исключительной красоты длинные бедра при полном отсутствии бюста. Если бы из двух слепить одну, то получилось бы само совершенство. Впрочем, толку от него все равно бы не было. Химически завитая мать строжайше блюла девиц и отгоняла от них не только турок, но даже двух безобидных грузин, которые жили в нашем отеле. И сейчас обе девки с уксусными лицами колыхались в мутной воде между матерью и ее собеседницей.
Азохенвей и зайгезунд, – подумал я и погрузился с головой, потому что солнце довольно сильно припекало мою намечающуюся лысину.
Под водой все сделалось мутным и загадочным. Мои собственные
