Нажрался до состояния близкого к анабиозу. Земля норовила выскользнуть из-под ног. Балансируя руками, я с трудом удерживал равновесие. Обугленные ангелы облепили провода. «Редкостный пропойца!» – презрительно сказал один. «Забулдыга, – подтвердил другой и назвал меня по фамилии. – Я его по походке узнал. Только он так ходит!» Осколком кирпича я швырнул в болтунов. Они закаркали и улетели. Пошарил по карманам, достал сигарету. Какой-то школьник, похожий на урода, дал прикурить. Затянулся, закашлял, – подавился сизыми облаками. В ответ с неба посыпалась «перхоть».
Это было вчера, а сегодня – пенсия. Чувствую, будет праздник, и не только у меня. Вообще-то я люблю тихие вечера, когда сосед снизу не крутит песни чернокожих обезьян, а сосед сверху не роняет шифоньер. Шифоньер удивительно часто падает. Такое ощущение, что он постоянно пьян. Я говорю о шифоньере. Сосед, само собой, не просыхает. В общем, я живу в окружении маргиналов. Покой мне только снится.
За домом вросла в землю скамейка, на которой до первого снега жил бомж. Снег выпал, и мужик исчез, а вместе с ним и рубль обвалился. Странно это. Я это к тому, что бомж как показатель нашей жизни. Если он лежит на скамейке, то все хорошо. В сложившейся крайне негативной экономической обстановке думаю погорбатиться на паперти. Сидишь себе дурак-дураком, бормочешь что-то бессвязное, а денежки в кепку капают. По грошику, по копеечке, но капают, черт бы их побрал! Посижу недели две, потом как в кино: куплю машину с магнитофоном, пошью костюм с отливом, и – в Ялту. А хрен ли…
С пенсии пришлось выпить. Не хотел, но переубедил себя. Двести грамм встряхнули организм, подняли тонус. Потянуло в музей, решил приобщиться к высокому искусству, взглянуть на труды Айвазовского. Приобщился. Проснулся в медвытрезвителе. Завтра пойду в библиотеку. Надеюсь поумнеть, нахвататься умных слов. Постараюсь выучить стихотворение Пушкина или Фета – пригодится для знакомства с женщинами. С женщинами у меня сложные отношения. Мужчиной я стал еще в глубоком детстве. Так получилось. Работала у нас домработница Авдотья – универсальная женщина с грацией лани, трудолюбием муравья и исполнительная, как служебная собака. Вот с ней-то я и согрешил впервые. Согрешил неудачно: Авдотья «залетела». А какой из меня отец? Мне тринадцать лет отроду, переходный возраст: все бурлит и играет. До поры до времени воровал у папаши деньги и откупался.
Папаша занимал высокую должность, деньги не пересчитывал, но и на ветер не швырял. В один прекрасный день страшная правда выплыла наружу. Отец грозился меня убить, тут-то и вмешалась матушка. У нее возникли подозрения, что домработница понесла не от меня. Когда деформация авдотьиного тела приобрела катастрофические параметры, уломали соседа Аполлинария жениться на ней. Это не составило особого труда. За Аполлинарием водился грешок не возвращать долги. Долгов накопилось много. Их списали, вдобавок оплатили свадебное застолье.
