привлек шум во дворе. Выглянул в окно. Окруженный бабами дворник в апельсиновой спецовке машет руками. Прикрыв рукавицами рты, бабы покачивают головами. На тротуаре валяется ставший ненужным скребок. Накинул пальто, спустился. Народ смакует потрясающую новость: в иордани утоп Троцкий. Вот тебе на! С велосипедом что ли нырнул? После такой эвтаназии Троцкого можно смело причислять к лику святых. На душе – кирпич. Поковылял домой, ноги точно свинцовые. Не они меня несут, а я их волоку, и такая усталость… Лег на кровать, не снимая пальто.
Шифоньер привычно потерял равновесие, испуганно звякнула подвесками люстра. К вечеру ситуация с Троцким прояснилась, вскрытие показало: сердечко не выдержало. Трезвость убила его, трезвость. Лучше бы продолжал керосинить. Скрипел бы, охал, но жил. Хотя, вдаль заглядывать бесполезно, жизнью управляет случай. Не утоп бы в проруби, отравился бы макаронами.
Собираюсь после похорон навестить матушку. Сто лет у нее не был. Вот где вагон здоровья! Девятый десяток, а она о любовниках мечтает! Губы красит, глаза подводит. То ли в детство впала, то ли никак из него не выйдет.
Снежок пошел. Длинноногая девочка скачет между могил, как козочка, ей-богу! Любо-дорого смотреть, а вот кургузая старушенция еле-еле тащится, пыхтит. Ноги короткие, толстые. Ступни из коленок растут, а вокруг – кресты и беспробудная тишина.
О засранцах и кофе
Захолустные городки не могут похвастаться наличием уличных сортиров. Считается, что отхожие места уродуют и без того дрянной пейзаж, а в случае нужды человек успеет добежать до своего дома, городок-то крохотный. Если же не успеет, то ничего страшного: вблизи всегда отыщутся кусты или пригодный для этих целей подъезд. Одного не учли градоначальники: среди жителей всегда найдется сволочь, которой совесть претит гадить в скверах или подворотнях. Что тогда прикажете делать, если ей, этой самой сволочи, приспичило в самый неподходящий момент, в самом неподходящем месте?
Дверная ручка забилась в конвульсиях. «Здрасьте!» – ржаво скрипнули петли. Сквозняком в прихожую занесло гражданина с безумными глазами. Пролетев мимо хозяйки, он нырнул в ванную, а потом заперся в туалете. Пока женщина мяла полотенце и гадала, что это за тип, и стоит ли кричать караул, дико захохотал смывной бачок. Из туалета вышел странный гость.
– Виноват! Простите за беспокойство! – сказал он и всучил хозяйке двадцать копеек. – Все, чем располагаю…
Сеня Шульц врал! В кармане его брюк лежал сложенный пополам четвертак. Сиреневая купюра с ликом Ильича предназначалась для покупки вина, – Сеня не ходил в гости с пустыми руками, – по дороге к Вазелину у него скрутило живот. Кстати, Вазелин – не кличка, а фамилия с ударением на второй слог. Но для всех он был просто – Коля-вазелин.
Шульц рассчитался за казус и покинул квартиру. Спускаясь по лестнице, он мурлыкал под нос песенку кота
