Анатолий и по непроницаемому лицу Игоря проползла такая мрачность, что торговец рассмеялся.
– Я не люблю живописи, а таких сумасшедших идиотов как Малевич, вообще за людей не считаю, – с презрением и отвращением изрёк Каргов, скосив глаза к окну витражами стёкол тянущемуся к выбеленной макушке потолка.
– Не зарекайтесь, драгоценный друг, истинное искусство пленяет всех и даже вы, при желании, могли бы отыскать здесь картину по душе, – с лисьей хитростью в обходительной улыбке возвестил любитель прекрасного, степенно смакуя напиток.
– Маловероятно! – наплевательски отмахнулся Каргов, холодно отстранив от себя вино.
– Ну, что же, не буду настаивать… – произнёс Анатолий и поднялся. – Это была приятная встреча, жаль, что она не может продлиться дольше, – сказал он, пожав Игорю ладонь.
– Да, дела требуют к себе внимания, – ответил делец, дружественно приняв рукопожатие и рассеяв галантные слова прощания, Широков ушёл, бросив на стол цветные бумажки денег за обед и спиртное. Одиночество, скучавшее у соседнего, пустого столика тотчас подсело к Игорю, улыбнувшись ему своей вязкой, холодной, тёмной ухмылкой. Печаль отравила мужчину, и он мрачно высыпал остатки белого нектара в свой фужер, угрюмо всматриваясь в счастливые лица галереи. Изысканный бокал утешающе коснулся губ, напоив всезнающим вином, в сладкой горечи которого, Игорь ощутил нестерпимое желание немного пройтись. Подчинясь завораживающему и неотразимому, как маниакальное помешательство, влечению, Каргов зашагал по холлу искоса рассматривая классическую череду портретов, пейзажей и натюрмортов. Но прекрасные королевы, русалки, богини, нимфы и пажи не волновали его, все они представлялись ему скучными, как прошлогодние, обветшалые открытки.
«Всё, хватит, ухожу…» – раздражённо объявил себе замученный светской швалью толстосум, заблудившись где-то в задворках галереи, где почти что не висело картин. С изжогой досады, он злобно развернулся, чтобы скорее уйти, вдруг провалившись в мёртвое, сожжённое погребальной тьмой небо и всё прочее облетело с Игоря тлелой шелухой. Словно заколотый жутким, разбойничьим ножом он оцепенел, и живописная тьма надломила в нём душу, отобрав свободу как хрупкую игрушку. Будто свирепый монстр она схватила мужчину и как в гиблое болото, он провалился в чёрную смесь скорби, сумрака и теней, чудовищами кишащих в омуте холста. Похищенный этой неописуемой мглой, Каргов очутился где-то вне мироздания беспомощен и беззащитен.
– Интересуетесь? – внезапно поинтересовался некто из-за плеча глумящейся тьмы. Тогда Игорь обернулся, так, словно позади него, на виселице легонько качался повешенный труп и оледенелый взгляд его скрестился с таинственными, как сама луна, глазами незнакомца.
– Кто написал это? – вопросил Каргов, сутуло собирая воедино разбитое самообладание.
– Я, – ответил неизвестный, и тогда Игорь пристальнее всмотрелся в него. Светлые иглы коротких взъерошенных волос хулигански торчали репейником, трёхдневная щетина избороздила худые щёки и гнутая
