вырастила дочь. Девочке уже начинали нравиться похвалы, которые мальчишки ей кричали.
Если бы сама она в этом возрасте посмела поднять взгляд в ответ даже на самую невинную похвалу, мать дала бы ей пощечину. Но времена изменились, и Мария, которая работала каждый божий день с утра до вечера, не знала, как уберечь от греха дочь. Работала она у своей матери в винной лавке и уборщицей в Ватикане – в двух местах, где чаще всего называют имя Бога, но с разными намерениями.
Мария надеялась лишь на то, что удовлетворят ее просьбу взять дочь к себе в помощницы. Может быть, согласятся теперь: с приездом этого доктора у нее стало больше дел. Несколько лишних чентезимо им не повредят, но Мария взяла бы ее на эту службу и бесплатно, лишь бы дочь была рядом.
Горничная подошла к окну под предлогом, что должна его вымыть, открыла его, выглянула наружу и стала медленно считать до десяти. В эту игру-гадание она играла с детства, и было огромное множество вариантов игры. Если она увидит идущего по саду священника до того, как закончит считать, ее желание сбудется. Дойдя до семи, она стала считать медленнее, и на слове «девять» увидела красную шапочку. Она увидела не просто священника, а епископа. Бог услышал ее молитву: Крочифиса будет работать вместе с ней.
Когда Мария ушла, Зигмунд Фрейд только что доел свой завтрак; яичница успела остыть. В следующий раз он позаботится о том, чтобы поесть перед тем, как заговорить, или даже пригласит ее перекусить вместе с ним. Эта женщина вовсе не глупа, даже наоборот: у нее есть тот крестьянский ум, которым обладают деревенские старушки. Ему было бы приятно продолжить начатый разговор. Но, может быть, лучше его не продолжать. В его теперешнем положении легко может развиться синдром Фауста. Ах, этот благословенный Гёте! Как он умел исследовать самые скрытые тайники человеческой души! Он врач, как Фауст, а неопытная послушная Мария была бы идеальной Маргаритой, покорной исполнительницей его желаний. Жаль, что финал у Гёте трагический: оба умирают.
А теперь – конец этим нелепым фантазиям. Будь он верующим, несомненно, приписал бы их чьему-то злому влиянию, может быть, как раз козням коварного гётевского Мефистофеля. Было совершенно необходимо взяться за работу, и Фрейд обратился к записям о снах де Молины-и-Ортеги.
Второй сон, в котором тот называл святого отца его фамилией Печчи, а тот его молча упрекал. Тут все ясно как день. Де Молина-и-Ортега чувствовал себя виноватым перед папой из-за чего-то, а точнее, из-за какого-то греха. Грех по-итальянски «пеккато», и звучащая похоже фамилия Печчи явно заменяла это слово. Значит, тут было отклонение, характерное для кошмаров, которое прикрывало сознание виновности, заключенное в самом проступке. В сущности, де Молина хотел искупить свою вину, то есть получить от нее удовлетворение, что подтверждало теорию Фрейда: сон выражает потребность удовлетворить желание. Кажется, в католическом учении согрешить можно действием или бездействием. Значит, де Молина совершил какой-то греховный поступок или, что вероятнее, нарушил какой-то моральный долг.
В первом сне нужно было подробнее изучить многие элементы. Пара, которая вела или
