временем, не волнуясь о том, что усугубляют его положение, двое мучителей подхватили под руки Мишино тело и рывком поставили на ноги.
– Режь путы Проп! Не сбежит. Вижу его жалкие мысли насквозь. Пускай сам топает. К сечному столбу его! Всыплют палок сколько положено, будет умнее. Не хочу его тут терпеть! – кивнул товарищу главный обидчик Михаила, что был со шрамом.
Проп выдернул из-за спины тесак и резко полоснул им по веревке, стягивающей Мишины ноги. Затем бережно смотал её у собственного локтя, махнул ножом ещё раз, уже перед глазами Миши, и спрятал его в прежнем месте: – Видал такой? Нарезал бы с твоей спины кожицы, да кровь не люблю. Проще кулаком.
– Да что же это, товарищи? Всего-то влез…, – Миша попытался защититься.
– А ну пошёл! – Проп толкнул его меж лопаток. – И спрячь язык за зубами покрепче. Иначе отхвачу целиком.
И процессия двинулась вверх по деревне, следуя по вытоптанной промеж широкой колеи дороге. Уступая людям место, в траву сиганули кузнечики, и вспорхнули прочь воробьи. Михаил полагал, что ходьба облегчит его страдания и избавит от тупой ноющей боли в затылке. Движение действительно обладало поразительным лечебным эффектом. Впрочем, не в этот раз. Вопреки собственному бахвальству, конвоиры не разглядели и не даже не думали глядеть на Мишины желания, единственным из которых было остаться в покое. Вместо этого его то и дело подталкивали в спину, сбивая с шагу и не позволяя стихнуть боли. Михаил обдирал ступни о мелкий щебень, цеплялся пальцами за неровности пути и, скрипя зубами, шёл дальше.
Из-за оград домохозяйств выглядывали любопытные и обращались к Пропу и Алексе (так звали второго мужчину) с вопросами. Процессия пробудила живой интерес в деревне, и весть о ней убежала на резвых ногах местной ребятни далеко вперёд. В результате люди уже встречали понуро бредущего Михаила у дороги и пристраивались за ним следом, образуя, гудящий разговорами, хвост.
Миша вздыхал и топал по земле, надеясь лишь на то, что этот позор вот-вот кончится. Он выслушает общественные нравоучения, а может даже будет передан на руки полиции. В конце концов, следовало признать, что он действительно покушался на кражу. Пускай даже тряпья, но формально он был преступником. Михаил почти приготовил оправдательную речь о вынудивших его обстоятельствах. Ведь он действовал по принуждению, а не наживы ради. Неужели это не имеет значения? Нет-нет. Это должно возыметь нужный эффект. Следует избежать сигнала о позоре на работу. Это будет слишком. Он убедит администрацию и органы правопорядка. Возможно, даже получит ссуду на билет до города. Он справится.
Но как же долго они идут! – размышлял Миша, почти не замечая собравшихся вокруг него людей. – И, что это вообще за архаичное место с обилием языческих атрибутов на фасадах домов? Этнодеревня из туристического маршрута? Натурально, слов нет. И одежда, и запах. Извращенцы чертовы… Но, уж коли, туризм – где билетный киоск и привычные указатели? Кто вообще в такую дыру добровольно
