которая появлялась на дне незрячих глаз, когда Пеппо понимал, что перегнул палку и всерьез обидел друга.
– Ну, чего молчишь? Дальше что? – проговорил наконец кирасир.
Тетивщик потер переносицу, и этот жест показался Годелоту растерянным:
– Ничего. Просто пора. С самого начала же так договаривались.
Кирасир машинально постучал пальцами по столу.
– Так… Вчера, значит, было не пора, а сегодня пора стало… – с деланой иронией протянул он, надеясь, что Пеппо сейчас просто ухмыльнется и выпалит в него одной из своих извечных едких шуточек. Но тот молчал, лишь на миг коснулся пальцами лица, словно ощутив на нем непривычно сидящую виноватую маску. И Годелот ощутил, как утреннее раздражение вдруг разом улеглось, уступая место подобию испуга.
– Пеппино, что случилось за ночь? – мягко промолвил он, – не руби сплеча, объясни.
В лице Пеппо что-то передернулось:
– Если я скажу, что добрался до Венеции, и ты мне больше не нужен, поверишь?
– Нет, – сухо отрезал Годелот.
Пеппо пробормотал что-то невнятное и в сердцах пнул ножку стола, отозвавшуюся обиженным треском. Он все утро обдумывал этот дурацкий разговор, но так ничего толком и не придумал. Казалось, все будет как-то проще…
«Дружка на плаху поднимут»… Эти слова сидели в памяти, как щепка в ладони. Но Пеппо не мог пересказать их кирасиру, зная, что угрозы в одночасье разбудят в Годелоте его неуемный шотландский нрав, и тогда уже противостояние неведомому недругу станет для него вопросом принципа.
– Лотте, – устало проговорил он, – я не буду ничего объяснять. Мне и объяснить-то нечего. Просто так будет лучше.
Шотландец еще секунду помолчал, а потом схватил со стола многострадальный подсвечник и швырнул в Пеппо:
– Почему ты мне не доверяешь?! – оглушительно рявкнул он.
– Я доверяю тебе!!! – прорычал тетивщик, ловя подсвечник на лету и молниеносно швыряя обратно, – кому еще мне доверять, если не тебе!!!
Оловянный снаряд гулко грохнул в стену за спиной у Годелота, и кирасир уже готов был снова что-то орать и требовать объяснений, но вдруг взглянул тетивщику в глаза, пылавшие неподдельным отчаянием, и на миг ему снова показалось, что они ясно и зряче смотрят на него.
– Но Пеппо… ты мой друг, – теряя запал, пробормотал шотландец, словно этот аргумент мог немедленно и в корне все изменить.
Они никогда не говорили об этих материях, по-отрочески презирая сантименты. Но сейчас Пеппо даже не усмехнулся:
– Я им и останусь, Лотте. Хотя ты заслуживаешь лучшего друга, чем вор с нравом помойного кота.
– Я сам решаю, каких друзей заслуживаю! – ледяным тоном отрезал кирасир, – и если мой друг где-то придется не ко двору, я поищу другой двор!
Отвернувшись от тетивщика, он прошелся по комнате раз, второй,
