добавь, быстро!
Раствор приобрел прозрачность. Он тем временем нашел еще вену и – раз-раз-раз! – поставил вторую систему. Умеет.
– Перчатки-то надень.
– Да пес с ним, уже испачкался! Готово? Давай.
Я ввела обезболивающее. Северов пытался ускорить пода чу полиглюкина. Капало хреново; он выругался. Проткнул иглой пробку, нагнал шприцем воздуха во флакон – давление повысилось, раствор побежал веселее. Больной, отвалив челюсть, провалился в спасительное забытье.
– На трубу посадить не хочешь?[6]
– Да, пожалуй что надо.
Он ковырялся ларингоскопом, я стояла наготове, держа прозрачную трубку.
– Ни хрена не вижу, в крови все… надави на кадык… еще… хорош! Трубу!
Дала.
– Все, фиксируй.
Мы ждали конвоя. Северов дергался.
– Ну, скоро?
– Ща, второго найдут.
– Да не сбежит он, не бойтесь.
– Не положено.
– Так ищите быстрее, довезли бы уже!
– Вень.
– А?
– Кислород.
Стрелка на манометре подходила к нулю.
– Еще есть?
– Ингалятор, заморский. Два литра баллон и переходник для амбушки[7].
– Давай. Расход пореже поставь.
Хватило минут на десять. То да се, пока ехали, пока шлюз проходили, пока конвой оружие сдал, пока санитаров нашли, пока заносили – привет! Умер.
– Готов.
– Вижу.
– Жалко.
– Пошли отсюда.
Выехали за ворота, остановились и закурили.
– Обидно, правда?
– Не говори. Хотя, если честно, не светило ему. Хорошо еще – не в машине откинулся: во гемор был бы! Прикинь, Вов, пять лет мужик отсидел, три недели осталось.
– А за что сидел?
– А хрен его знает. За что он сидел, доктор?
– Не знаю, я не спрашиваю никогда. Звонить?
– Звони.
– Один-четыре-восемь-шесть, свободны.
– Вы где?
– Из тюрьмы. Освободились.
– Пишем: Харьковская, четыре, квартира шесть. Двадцать три года, избили.
– Харьковская, четыре-шесть. Едем.
Избитым оказался студент-сириец – на скинов напоролся. Его товарищ, волнуясь, пытался объяснить произошедшее прибывшему наряду. Менты слушали вполуха, с интересом рассматривая покрытые арабской вязью ближневосточные паспорта. Перепуганная бабка, хозяйка квартиры, маячила у них за спиной.
Парня тошнило. Он содрогался в мучительных спазмах, изо рта свисали сосульки крови. Северов осторожно ощупывал его голову, челюсти, нос. Раздвинул веки, всмотрелся в зрачки.
– Анизокория[8]. Запроси: перелом основания, перелом костей свода, ушиб мозга с внутричерепной
Посадить на трубу (
Амбушка (
Анизокория – разный диаметр зрачков: признак тяжелой черепно-мозговой травмы.
