приезжала одна, видео клянчила. А на следующий день статья в газете. Погнали было волну, да как-то на нет сошло со временем.
Включился селектор:
– Восемь-шесть – снимают с обеда.
– Опаньки! Мы ж вроде только что начали?
– Так поэтому и снимают, Вень. Типа, еще сесть не успели. Чего ты хочешь – город. У вас разве не так?
– У нас? Обед – свято! Только на теракт, ну, или там самолет упадет…
– А у нас на срань всякую. Сейчас сам увидишь…
В подворотне, свернувшись в крендель, спал алконавт.
– Блин, до чего ж они одинаковые! Их, наверное, в парниках растят, на говне: созрел-сорвали-на улицу, созрел-сорвали-на улицу!
В общем, так оно, наверное, и было. Все они походили друг на друга как близнецы: турецкая куртка, штаны с пузырями, ушибленная рана затылка… Гегемон, пахнущий китайской лапшой и тушенкой.
– Спорим, у него «Беломор» в кармане?
Северов ощупал кожанку:
– «Прима».
– Один хрен. Паспорт есть?
– Есть. Ух ты, Вячеслав Добрынин!
Он протянул мне паспорт. Надо же – тезка.
– Смотри – композитор! Сла-а-ава-а-а, ау! – Он защемил алкашу мочки ушей. – Нажми на клавиши, продай талант.
Добрынин зашлепал губами и стал вяло отталкиваться руками.
– Сла-а-ава, подъем! Дай нашатырь, Лар.
– Соски бы ему вывернуть…
– Так встанет. Давай, мужик, нюхай. Нюхай-нюхай.
– М-м-м-м-м-м-м-ы-ы-ы-ааа.
– Едкая, да? Ну, давай еще разок.
– Ы-ы-ы-м-м-ммм.
– И я о том же. Па-а-аберегись!
Разбрасывая сопли, Добрынин чихнул. Потом еще, потом разошелся. Утих, очухался, размазал по лицу рукавом. Попытался подняться. Северов присел перед ним на корточки.
– Вставай, родной, поедем «Овацию» получать.
– Ш-ш-ы-ы-ш-ы-то?
– Поднимайся, говорю, изумление. Синий туман, мля.
– И-и-д-д-и на х…
– Открой дверь, Ларис.
Веня ухватил Добрынина за воротник, отчего тот сразу утонул лицом во вздыбившемся свитере, и подтащил к «форду». Вдвоем с Бирюком они закинули его внутрь.
– Значит, так: лежать смирно, ничего руками не трогать. Шевельнешься – убью.
– Куда его?
– В Кузницу, куда ж еще?
Проспект Солидарности. Семнадцатая больница. Она же Александровская, она же бывшая Двадцать Пятого Октября, она же Кузница здоровья. Принимает нескончаемый поток занедуживших чуть ли не со всего правого берега. Все что ни есть пьяного, битого, обезножевшего, неподвижного, усеянного насекомыми, плевками и прилипшими окурками – все везется сюда и сваливается на многострадальный, испачканный грязью, кровью и прочими физиологическими жидкостями кафельный пол пьяной травмы.
Упившиеся подростки. Измазанные сукровицей работяги. Обложенные
