Марта. Это не значит, что, заигрываясь, ты не причиняла мне настоящую боль. Я сам нес наказание за то, что очень дорожу тобой. И сам же говорил: «Давай успокоимся. Мы можем все решить.»
А ты кричала в ответ:
– Нет! Нет! – ты очень быстро поддавалась панике.
Так же легко, как мгновение назад ты плясала посреди бульвара в цветочном венке, я мог обнаружить тебя в слезах под ближайшим кустом. Оба чувства ты проживала одно за другим, даже несмотря на их вопиющую разницу. Я не мог не радоваться, видя тебя счастливой, но не мог не тревожиться, что вслед за этим маятник твоего настроения прочертит новую резкую дугу, и все обернётся крахом.
Потому я и пытался выстроить для тебя наш спокойный уютный мирок с мягкими стенами и коврами, без острых углов, без хлестких перепадов. И, когда мне это немного удавалось, ты начинала скучать. В глазах окружающих я выглядел подкаблучником, в твоих – занудой.
– Я устал… Чего ты хочешь, Марта?
– Я хочу в Париж.
– В Париж?
– В Париж.
– Хорошо, давай отправимся в Париж.
Ты подскакивала на месте, кружилась, сверкала улыбкой: «Париж! Париж!», держа билеты, которые я принес, но потом вдруг замолкала и дальше звучал душераздирающий вопль:
– Ты подумал, на что мы туда поедем?! Как можно быть таким безответственным?! Если хочешь – езжай сам в свой Париж! Не держу! Поимей их всех… как их там?.. Ах, да, куртизанок! Так по-парижски зовутся шлюхи?! Ты даже не понимаешь, каково мне!
Ты потеряла работу. Я тебя не винил. Я хотел помочь. Но порой у меня просто раскалывалась голова от того, что твой мир никогда неидеален.
Моя дорогая Марта, где находился край той ответственности, когда заканчивались «мы» и начиналось «каждый сам за себя»? Я просил довериться мне, просил не делать поспешных выводов.
Давясь рыданиями, ты требовала немедленно уйти.
– Ты этого хочешь?
– Хватит! Оставь меня в покое!
– Хорошо, – говорил я и открывал входную дверь, слыша, как ты плачешь еще громче.
– Уходи!!!
Я уходил и возвращался через десять минут. Ты наскакивала с порога и целовала так горячо, что становилось больно губам.
– Как хорошо, что ты не ушел! Я этого не хотела…
Если смотреть под таким углом, в этом контексте – что именно я, да, я всегда уступал тебе, всегда первый шел на мировую – получится, что я и был подкаблучник. Но в таком случае меня это не обижает.
Уступать и мириться должен не тот, кто чувствует больше вины, и не тот, кому нужнее, – нужно было всегда нам двоим. А тот, кто готов именно сейчас решить за двоих и остановить бурю. Ведь я с уверенностью могу сказать, что ты уважала мое мнение, часто советовалась со мной, а я этим дорожил. В некотором смысле я заменил тебе отца, которого ты никогда не знала. Моя забота была тем инструментом, с помощью которого ты смогла ощутить,
