все тихие были, – смущенно оправдывалась Егинэ, – давай, ханум, я ноги запеленаю, а ты их подержи, пока я стану ручки пеленать.
Ее планам не удалось осуществиться, поскольку Давид, предчувствуя новое покушение на свою свободу, пустил струйку, намочив служанке передник.
Обе не смогли удержаться от веселого смеха.
– Он нас с тобой одолел, – утирая слезы, сказала Эрикназ, – иди, переодень передник, я сама его укутаю, он сейчас уснет.
Действительно, у Давида, уставшего от борьбы, уже начали закрываться глаза. Кое-как укутав сынишку, Эрикназ села, прижав его к груди, и тихо покачивала на коленях. Гайк, остановившись в дверях, смотрел на жену, как и в первый миг их встречи завороженный ее красотой. При виде Эрикназ с сыном на руках, он почувствовал, как отступает вызванная словами Серо тревога. Встретив его взгляд, она улыбнулась, бесшумно двигаясь, уложила сонного мальчика в колыбель и потянула мужа в примыкавшую к спальне комнату.
– Спит? – послушно следуя за ей, шепотом спросил он.
– Кто знает, может, притворяется, он хитрый. Так и не дал мне прочесть письмо Мариам, я только начала. Тот человек из Салмаса уже ушел?
Гайк улыбнулся – только Эрикназ могла со столь серьезным видом назвать хитрецом трехмесячного младенца.
– Ушел. Читай спокойно, я посижу с ним рядом и позову Егинэ, если проснется.
Эрикназ села у окна и, вытащив из кармана измятый листок, отыскала взглядом строки, на которых озорник Давид заставил ее прервать чтение.
Мариам писала по-армянски – как большинство детей христиан с берегов Урмия, из Салмаса и Мараги она в детстве ходила в армянскую школу:
«… и теперь после смерти матушки Елизаветы мы с Меври остались вдвоем с детьми. Отец уже уехал и поручил нам присматривать за маленькими Гавриилом и Анной. Сказал, если не вернется, мы с сестрой должны вести праведную жизнь, как положено христианкам. Если же он выполнит свой долг и останется в живых, то возьмет себе в жены халдейку Гиру, ей поручит заботу о малышах. Жалел, что раньше не смог на ней жениться из-за траура. От его слов мне стало не по себе, бедная матушка Елизавета! Она так гордилась своим царственным происхождением, и что? Родной отец царевич Александр даже не носил по ней траур и венчался спустя неделю после ее смерти, а отец мой, едва миновало сорок дней, уже присмотрел себе новую жену. Полк Бахадран уходит в Тебриз вслед за отцом, теперь в наших краях будет пустынно и одиноко. Серо, один из солдат Бахадрана, уезжал последним, зашел попрощаться, спросил, не хочу ли я передать что-нибудь с ним в Тебриз. Отцу я написать не посмела, но подумала, что хорошо бы передать тебе весточку о себе…»
Дочитав, Эрикназ сложила письмо и вернулась в спальню, где Гайк сидел возле колыбели и пристально разглядывал спавшего сына – в глубине души его почему-то не оставляло желание найти в мальчике сходство со своим отцом Багдасаром. Но сходства не было, как он
