а умирает с голоду. Когда от хлеба остались одни крошки, Зульфи умоляюще посмотрел на Гайка, но тот отрицательно качнул головой:
– Ты слишком долго не ел, теперь сразу нельзя – умрешь. Полежи здесь, я оставлю тебе воду, а хлеб принесу позже. Пока отдохни и поспи.
– Благодарю тебя, брат, – прохрипел Зульфи и, откинувшись на спину, закрыл глаза.
Когда Гайк, оставив его, вернулся в зал, то увидел столпившихся у стены трех наборщиков, рабочего и рассыльного Али.
– Зачем ты принес сюда этого человека, ага? – крикнул Али. – На нем зараза!
– Он не болен, – спокойно ответил Гайк, – только сильно изголодался.
Люди загалдели:
– Мы не хотим, чтобы от был здесь!
– Унеси его, ага, и оставь на улице!
– Мы позовем сарбазов и патруль! – крикнул наборщик Мамед.
– Если вы позовете патруль, – невозмутимо возразил Гайк, – дом оцепят сарбазы, и вы все просидите здесь две недели. Вы этого хотите? Человек этот жив и пришел в себя, у него нет ни чумы, ни холеры. Пусть спокойно спит в подвале, потом он уйдет отсюда сам. А теперь возвращайтесь на свои места. Не выполните свои задания – скажу мирзе Салеху, чтобы не платил вам за сегодняшний день.
Поворчав немного, люди вернулись к своим занятиям, на всякий случай стараясь держаться подальше от Гайка. Однако, испугавшись его угрозы оставить их без денег, они с двойным усердием принялись за работу. Сам Гайк тоже сел за стол и принялся переводить на фарси статью недавно начавшего работать у них репортера-француза. Один лишь Али не мог успокоиться – пробегая мимо двери подвала, он каждый раз напряженно прислушивался. Но за дверью стояла тишина – поев и напившись, Зульфи, защищенный прохладой толстых стен от палящего летнего зноя, забылся тяжелым сном.
Приехав от Аббас-Мирзы в типографию, Салех-Ширази прошел по огромному залу, в котором каждый занимался своим делом – художник сосредоточенно вырисовывал изображение на бумаге, наборщики возились со станком, а подмастерья размешивали в ведрах краску, – и остановил взгляд на сидевшем за столом у окна Гайке, четко выводившем на листе бумаги буквы.
– Гайк, пройди ко мне, – коротко бросил он, открывая дверь в примыкавшую к залу небольшую комнату, которую называл своим кабинетом.
Послушно отложив перо, Гайк направился следом за ним и, войдя, плотно притворил за собой дверь.
– Ага хочет мне что-то сказать? – спокойно спросил он.
У себя в кабинете Салех предпочитал сидеть по-европейски, поэтому он опустился в скрипучее кресло, вытащил сигару и указал Гайку на стул напротив себя.
– Вы знаете, Гайк, что принц Мухаммед пожелал видеть вас рядом с собой во время будущей войны, – начал он по-французски.
Гайк слегка помедлил, но все же кивнул – ему ли не знать, если он сам внушил Мухаммеду мысль об этом. Война – жестокое
