прошло ваше детство, сделал его достойным вашей красоты, а теперь возвращаю вам. Дом и ваших дворовых людей. Завтра пришлю вам все бумаги.
– Боже мой, Николя! – повернувшись, Варвара Филипповна со слезами на глазах бросилась в его объятия.
– Не нужно плакать, дорогая, – он ласково касался губами ее волос, – вы ведь знаете, как я люблю вас. Скоро в моем новом дворце бал, и на нем вас ждет еще один подарок – будет вальс.
Варвара Филипповна встрепенулась и вскинула голову.
– Вальс! Вы кудесник, Николя! Государыня знает?
Он рассмеялся.
– Думаю, знает, но делает вид, что ей ничего неизвестно, потому что на бал пожелал приехать ее обожаемый внук, великий князь Александр. Мальчик в восторге, ведь при дворе вальс запрещен, а в Гатчине само это слово считается верхом неприличия.
Варвара Филипповна тоже улыбнулась – при всех существующих разногласиях между императрицей и цесаревичем Павлом Петровичем мать с сыном сходились в одном: вальс, завезенный в Россию из Вены несколько лет назад, является верхом неприличия. Где это видано, чтобы кавалер обнимал даму за талию?! Однако на частных балах в обеих столицах и в провинциях вальс набирал силу, его стали танцевать даже чаще, чем кадриль.
Закрыв глаза, она начала напевать своим чистым голосом мелодию вальса, а потом, скинув пеньюар, закрыла глаза и положила руку на плечо Юсупова.
– Ведите меня, Николя.
Обнаженные, они танцевали вальс, все теснее и теснее приникая друг к другу телами и приближаясь к широкой кровати.
– Безумие, – шептал князь, приходя в себя после очередного вихря страсти, – разлука с вами убьет меня, Барбара. Даже если я женюсь и окружу себя толпой одалисок, только вы будете жить в моем сердце. Как бы я хотел заказать картину, на которой мы кружимся, став единым целым! Буше, «Геркулес и Омфала», вот какое сравнение поначалу мелькнуло у меня в мыслях, но нет – это было бы в сто раз прекрасней! Я повесил бы картину у себя в спальне, и вечно имел бы вас рядом со мной.
– Но, Николя, – с улыбкой возразила она, – говорят, в спальне у вас уже висит одна картина, и там вы с государыней изображены в виде Аполлона и Венеры.
– Тс-с! – он прикрыл ей рот рукой. – Не говорите об этом громко, любовь моя, цесаревич Павел много раз просил меня уничтожить эту картину, и, когда он станет императором, боюсь, у меня не будет выхода.
Взглянув на украшенные бриллиантами настенные часы, князь со вздохом поднялся и начал одеваться. После ухода любовника Варвара Филипповна кликнула Марью и велела подать свою одежду.
Дворовые Марья и Фрол, проданные Новосильцевым князю Юсупову, продолжали прислуживать и в отстроенном заново доме. Князь и Варвара Филипповна, превратившие его в место своих свиданий, могли положиться на их молчание – старые слуги скорее умерли бы, чем выдали тайну «барышни», которая
