собрала с ресниц. Компаньонов закружил аромат любви, ветер с них срывал печали в колыбель зимы. И в беспечном том угаре, с бирюзовых грез, капал дождь морских обманов с крыш домашних снов.
Люди как-то веселились, ждали все трамвай. Тот, который первый выйдет, только не зевай. Ипполит зевал, зевал, ну, а новость все ж узнал. Женщина ждала его, дама с виду ничего. Та гадалка с переулка, где бывал он так давно. Остап очень был доволен, что поест за просто так. На халяву повод есть, да в желудке был протест. Когда стареет женщина, теряет цвет волос. Не досчитает зубы и пышность своих грез. Может нагрянуть тучность, а может худоба. Но голос, голос девы не тронет седина. Когда раздался голос, за дверью, как жасмин, наш Киса даже вздрогнул, любовь жестока была с ним. При тусклом свете лампы, через десяток лет, в двух душах опаленных, звучал весны куплет.
– Ах, как я рада видеть тебя, любовь моя! – вопила дева старая.
– Войди ко мне сюда. Вы рисковали жизнью, приехав из Парижа. Вы очень смелый, сильный, любимый мой мужчина.
– Но, я приехал вовсе совсем не из Парижа, – промямлил Воробьянинов, растерянно, глядя.
– Все совершенно верно, – поправил лев моложе. – Мы прибыли с Берлина, вот в этом вся и сложность.
Остап с Полесовым пошли гулять на час. Тем самым, дав возможность, двоим поворковать. Остапу есть хотелось и нежные слова ему казались дичью и ножкой кабана, салатом по-французски, вином аж с диких гор, бифштексом по-японски и жареным слоном. Гадалка встрепенулась, на кухню подалась. А сердце колыхалось, как колокол в церквях. Остап понизил голос до рифмы шантажа. В него вселилось вдохновенье, его могучий ум ужалила пчела.
– Кто, по-вашему, этот мощный старик? Не говорите, вы не знаете. Это гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к царской кровати.
Ипполит Матвеевич растерянно глядел по сторонам. Он ничего не понимал. Но знал, что Бендер зря не говорит. И стоял, как вкопанный, в каблуках магнит.
– Наших в городе много? – спросил Остап напрямик. – Нужно всех их собрать на эмиссарский пикник.
Полесов побежал всех звать на сходку. Сюда должны прибыть без жен: Чарушников, Кислярский, Лядьев и двое молодых пижон. Все в прошлом антикоммунисты, а ныне совработники села.
–Что это значит? – удивленно Киса молвил.
– А это значит вы – отсталый человек. Сколько у вас денег, дорогой Кисунчик, включая серебро и медь? Вот-вот, и с этой мелочью вы думаете выиграть? Завтра моя свадьба, я не нищий. Я должен пировать, как принц. А вам уж следует молчать и, иногда, для важности, лишь щеки надувать.
– Но ведь это же … обман!
– Кто это говорит? Это говорит граф Толстой? Или Дарвин? Вы вчера еще хотели украсть мебель у вдовы. А теперь у вас проснулись благородные мечты? Молчите, и не беспокойтесь. Мой ум питает свет звезды. А это значит, дорогой мой, я ученик от Сатаны.
Пока концессионеры пили, ели, в квартиру гости подоспели. Остап немного подкрепился, в борьбу за денежки включился, у каждого спросив:
– В
