расплывался на лице богатого страдальца.
– В гостиницу! – скомандовал сквозь зубы он.
Чертог вдовы сиял. Во главе стола сидел король марьяжный, как крендель. Он был пьян и элегантен. Взор далек и чист, как лед. Мысли где-то у Китайских, нет, Турецких берегов. Молодая, лет за тридцать, хороша была собой. Мужа очень обожала, но и страх к нему питала. Посему его звала по фамилии всегда. Друг ближайший – жених, сидел на стуле, как блоха. Щупал, лапал, обнимал, чуть рассудок не терял.
В это время женишок говорил восьмой стишок. Пили, ели до упаду. Расходилися толпой. Ипполит шепнул Остапу:
– Не тяни кота за лапу. Все брильянтики мои запакованы как сны.
– Вы, стяжатель! Жди меня после брачной ночи, да!
В пять утра Остап явился, было, чуть не запылился.
– «Как вам это удалось?» – Ипполита взгляд без слов.
– Очень просто. Спит вдова, видит сон в рамках огня. На столе лежит записка: «Суслик отбыл дня на два».
Разорвали стул в минуту, словно тигр петуха. Стул напоследок кукарекнул, и пять пружин запели вальс слона. Брильянтов там, в помине не было. Волною смыло этот шанс. Пружины долго и протяжно склоняли «шею» в реверанс.
Им то, ладно, а вдове обошелся стул вдвойне. Золотой дутый браслет, ложка, брошка и предмет прихватил с собой Остап, просто это своровав. Где-то ровно через час поезд нес их в сказку – сад. Этим садом им была столица нашей родины – Москва.
В Москве средь океана стульев, есть стул с начинкою одной. Конечно, это не айва, не персик, даже не долма. А россыпь милых сердцу всем огромных денег драгкамней. Статистика знает все. Сколько мужчин ходит в пальто. Сколько средний гражданин выпивает водки. И у скольких людей от этого рак глотки. Сколько в мире кто съедает, сколько от переедания умирает. Сколько толстых и худых, умных и совсем дурных. Сколько бешеных собак и ворчливых женщин. Сколько в мире просто так топятся в прудах. От статистики не скроешься никуда. Она точно знает каких размеров озоновая дыра. Знает о количестве зубных врачей, проституток, дворников. Сколько на севере дней – время белых ночей.
Сколько стульев в воздухе летает. Если отбросить крестьян, предпочитающих стульям лавки, палатки и завалинки, а на Востоке истертые ковры и паласы. А еще, стулья, стуляшки, стульчики милы, как водочке огурчики. Среди этого океана стульев, сделанных из ореха, дуба, ясеня и палисандра. Среди стульев еловых и сосновых. Нужно найти один лишь начиненный.
Всех цыплят давно поели, анекдоты отзвенели, новости до дыр затерли, разглядели все платформы. С час остался до Москвы, размечталися они. Ипполит Матвеевич представлял музей из стульев. В ряд предметы все стояли и богатство обещали.
– Как еще там с этим музеем, неизвестно? – сказал он прямь с испугом на лице.
– Вам, предводитель, пора лечиться электричеством, а не сидеть у стульев на хвосте.
Поезд прыгал как коза, семафорили глаза. Белоснежным бакенбардом паровоз окутал дым. Важно и раскованно к причалу он подплыл.
Ах,
