в последний раз, – с нескрываемой досадой произнес маркиз, делая ударение на словах «в последний раз».
– Как ты это сказал! – заметил художник. – Разве наш старый товарищ заставил тебя раскаяться в твоем гостеприимстве?
Монжёз кислым тоном произнес:
– Не люблю, когда меня держат за дурака.
Художник понял, что Легру вновь устроил какую-нибудь мистификацию в отношении своей жертвы. Он уже собрался сменить тему разговора, когда Монжёз, разгорячившийся при воспоминании о Легру, проговорил с глубочайшим презрением:
– Бывают ведь люди, которые рождаются идиотами и остаются ими на всю жизнь.
– О да! – ответил Либуа с абсолютной искренностью, которая не польстила бы хозяину, если бы он догадался, что эти слова относятся к нему.
– Этот Легру, – продолжал маркиз, – родился болваном, им и умрет. Я люблю шутки, как и всякий другой, но только если они не переходят все границы!
«Легру зашел слишком далеко», – подумал Либуа.
– Если бы ты знал чудовищную выдумку Легру по поводу бегства Ренодена! Это все равно что сказать кому-нибудь, что он последний из кретинов.
– Расскажи, пожалуйста.
Маркиз готов был начать рассказ, как вдруг воскликнул:
– Это же просто глупо! Я прихожу в бешенство при мысли, что Легру осмелился выдумать такое! И думал, что я поверю! Неужели я похож на легковерного глупца?
В ту минуту, когда было произнесено имя нотариуса, за жалюзи обрисовалась тень. Очевидно, кто-то хотел подслушать разговор. Между тем маркиз решил сменить тему.
– Нравится ли тебе комната? – спросил он. – Чтобы не ходить по коридорам, ты можешь выбираться через окно. Оно на высоте одного метра от земли – тебе стоит сделать всего лишь шаг, чтобы очутиться на свежем воздухе. Если тебе вздумается ночью совершить прогулку по парку, это будет весьма удобно. Посмотри сам!
С этими словами он быстро растворил жалюзи. Сделано это было так неожиданно, что подслушивающий их человек не успел скрыться и предстал перед приятелями. Босой, в панталонах и рубашке, распахнутой на груди, густо поросшей волосами, этот гигант держал по лейке в каждой руке.
«Здоровенный малый! Не хотел бы я, чтобы он был моим врагом!» – подумал Поль.
– Ах, это ты, Генёк! – сказал маркиз, узнав садовника.
– Да, господин. Я пришел полить цветы возле стены, – ответил гигант, приподнимая лейки.
– Делай свое дело, – произнес маркиз.
Садовник, вылив воду на герань, удалился медленной, тяжелой поступью, ни разу не обернувшись.
– Он нас подслушивал, – заметил Либуа, когда садовник отошел настолько, что не мог его слышать.
– Любопытство, однако, не входит в число его недостатков, – отозвался маркиз.
– Его выдала тень, которую я заметил за жалюзи в ту минуту, когда ты заговорил о нотариусе.
Маркиз, улыбаясь, пожал плечами.
– О, в таком случае я прощаю Генёку.
