Либуа не спускал взора с окон замка, ожидая, в котором из них появится свет и укажет ему, где находится комната маркизы. Вскоре он выяснил, что комнаты маркизы расположены во флигеле, противоположном тому, где разместился он сам.
Луч света, проникавший сквозь жалюзи, вскоре потух. Маркиза погрузилась в сон. Монжёз, заметив, что свет погас, сказал с улыбкой:
– Моя супруга теперь в объятиях Морфея и все еще будет пребывать в них завтра, когда мы отправимся в Париж… Мы ведь поедем с первым поездом, не так ли?
– В котором часу отходит поезд?
– В шесть утра.
– И когда мы прибудем в Париж?
– Через пятьдесят минут.
Либуа вдруг присвистнул и сказал:
– Однако ты порядочный шутник, мой дорогой. Говоришь жене, что ездишь в Париж хлопотать о наследстве!
– Но это так!
– Рассказывай эти сказки другим! Не хочешь ли ты уверить меня, что в семь часов утра адвокаты, нотариусы и банкиры покидают свои постели, чтобы встретиться с тобой?
Монжёз несколько смешался:
– Мой адвокат встает на рассвете. А я люблю приходить первым, чтобы не сидеть в очереди.
Либуа сделал вид, что удовольствовался этим ответом.
– Вот оно как! – сказал он.
После минутной паузы художник прибавил:
– А я, знаешь ли, вообразил совсем другое.
– А что?
– Я решил, что, намереваясь прибыть в Париж так рано, ты хочешь разбудить вовсе не адвоката, а особу другого пола…
– О, как ты мог подумать такое? – неуверенно проговорил Монжёз. – Я все-таки человек женатый…
Либуа решил вырвать у маркиза признание. Для этого ему стоило только пощекотать самолюбие глупца, и вот он открыл огонь:
– Женатый, да. Но ты забываешь о том, что сообщил мне по секрету.
– Что такое? – спросил Монжёз, которому, по всей видимости, изменила память.
– Женатый… на льдине, настоящей льдине, по твоим словам.
– Увы! – вздохнул маркиз.
– И, как мне помнится, ты тут же прибавил, что этот недостаток извиняет неверность с твоей стороны… – проговорил Поль, а потом прибавил: – По-моему, это совершенно справедливо.
– Не правда ли? – воскликнул с воодушевлением маркиз, попадая в накинутую на него петлю.
– Без сомнения. В твои годы, с твоим избытком здоровья и сил ничего не может быть естест– веннее, как искать удовлетворения на стороне, если ты не находишь его в супружеской жизни.
– О, значит, ты меня понимаешь? – обрадовался Монжёз.
Тогда художник прибавил с самым непринужденным видом:
– Такому изящному, умному, красивому мужчине, как ты, не трудно встретить какую-нибудь хорошенькую девушку, которая отнесется к нему горячо, а не как льдина.
– Безусловно, – сказал Монжёз, не замечая, что он таким образом делает полупризнание.
После
