ладонях же, сцепленных между собой, покоилась голова. Иногда он взлупывал глазами. Но позы не менял, а пару раз утробно, как это делает корова перед тем, как начать жевать серку, отрыгивал, какое-то время держал в морщи лицо и вновь засыпал.
Мать обвешивала, чтобы она не брызгала светом, лампочку рушниками, Вычужанин же при спящем начальстве, видимо, поняв, что он теперь тут главный, давал распоряжения. И первое же из них вызвало ухмыль у Клюхи. Он заставил отца обложить пол вокруг Охлобыстина разным стелевом, чтобы, коль тот в итоге – грохнется со стула, не очень расшибся.
А поскольку все давно перешли на шепот, то выпроводили в отдель дядьку Гараську, сроду, хоть и заично, но говорящего глухотно громко да еще с оровым протягом.
Клюха унес магнитофон в тот закуток, в котором спал, и зажалел, что там нету электрической розетки. А то бы он – потихонечку – прослушал бы все с начала. Но и мысль, что он теперь «знатный эльфовец», как летуче обронил еще трезвый Охлобыстин, грела улыбчивым удовлетворением, с которым он вскоре и уснул.
2
Клюха выпутался из сна с таким трудом, словно пробуждение несло с собой самые горькие разочарования. Будто все, что с ним произошло вчера, ухнуло в безду-бездненскую и его поджидает безликая преснота однообразности, которая гнетет на кордоне в пору, когда по лесу, справляя свои корчи, безумствует пурга. Хотя ничего елозного во дворе слышно не было, и лист жести, которым – сверху – оторочен прикладок сена, тоже барабанно не лупит по слеге, его окорачивающей. А за стеной уютненько чирикает негромкая музыка.
Колька лапанул то место, где вчера поставил магнитофон, и с ужасом обнаружил, что его там не было. Он выхватился из постели, пробосолапил в горницу и увидел Охлобыстина. На этот раз он сидел прямо на полу в позе, в которой пребывают любители лесного костерка, и перед ним, бликуя глазком, ворчала музыкой «Эльфа».
– Проснулся? – не оборачиваясь, спросил Богдан Демьяныч.
– Встал, – солидно уточнил Колька.
– Значит, с нами на охоту пойдешь, – проговорил Охлобыстин.
И только тут Клюха заметил, что за окном чуть-чуть начинает развидневаться. И услышал, что двор живет звуками обстоятельной неспешности, которая свойственна охотничьему поспешанию.
– В-все г-готово! – произнес в чуть приотщеленную дверь дядька Гараська. И Колька шамором кинулся одеваться. Тут решали секунды! Ежели отец выйдет за ворота, ни в жизнь не возьмет его с собой. Примета такая охотничья есть: коли собака сзади охотника со двора выходит – не быть удаче.
– Но ведь я же не кутек! – пробовал – при такой притче – ершиться Клюха.
– Все одно, не охотник! – не отступал отец и с собою, коль он не выскакивал поперед его за ворота, не брал.
– Ты куда так спешишь? – пробовал остановить Клюху Охлобыстин, точно зная, что и в этом и в других домах лесхоза его желания будут выполнены с тщательной неукоснительностью.
– Да
