если ответит, значит, я обознался, значит, девочка с юмором, значит, продолжу переписку уже без всякого паясничания, значит, имеет смысл заехать на летних каникулах в Ставрополье недельки на две. Слава Богу, не ответила. Привет троюродному братцу! Ау, Серёга, где ты? Не даёт ответа… Должно быть, обиделся. На высокомерие городского сноба, на что же ещё? Связаться с ним по телефону и объяснить ситуацию я не мог – легче было с Белым Домом в Вашингтоне связь телефонную установить, чем с каким бы то ни было селом в советской державе по телефонному проводу соединиться. В больших городах с этим было легче. Правда, домашние телефоны были не в каждом доме, люди в очередях годами торчали, чтобы телефон у себя установить, разрешение на связь и персональный телефонный номер выбить. Зато в городах имелись телефонные будки, так называемые таксофоны, из которых (если они, конечно, пребывали в исправности, что составляло примерно 60 % от общего числа будок) можно было позвонить за две копейки кому угодно в черте города (в том, естественно, случае, если вы помнили наизусть или у вас был записан номер, потому как телефонные справочники в телефонных будках великого Советского Союза отсутствовали как класс). Посему двухкопеечные монетки ценились дорого, порой в два раза выше номинала. Подходили для звонка из таксофона и гривенники[11], но такой звонок считался дорогим и не все могли себе его позволить, ибо 10 копеек – это стаканчик мороженого, а 20 – уже пол-литровая кружка пива в разливухе!..
С гордостью сообщаю, что благодаря нашему папе мы никогда в телефонных очередях не стояли. К тому времени отец, худо-бедно, но дослужился до звания майора и должности замвоенкома в одном из районных военкоматов столицы края, в которой я заканчивал школу. А таким начальничкам телефон полагался по штату: а вдруг война, вдруг всеобщая мобилизация – пока вестовыми всю военкоматскую рать соберёшь, призывники по окрестным лесам, степям и горам как есть разбегутся, в смысле – рассредоточатся. Ищи потом ветра в поле, мобресурс живой силы в подполье…
Признаться, я до сих пор не решил для себя, почему не люблю долго болтать по-телефону: то ли от природы лишён склонности к бесконечному трёпу в эфире, то ли от того, что отец с ранних лет приучил меня к тому, что телефон существует для передачи срочной информации, а срочная информация должна быть четкой, краткой и понятной, ибо это великое изобретение военных инженеров никоим образом не предназначено для бесконечного точения ляс, беспредметной безудержной болтовни и прочих подобных нарушений устава, согласно которому любое общение по телефону не должно превышать двухминутного лимита… И вот, когда настала та пора взросления городских человеческих детёнышей, которая проявляется у них в том числе в виде телефонных знакомств и разглагольствований, я оказался к ней морально не готов. И понял это буквально с первого же подобного звонка.
Позвонила мне вроде как незнакомка, назвалась каким-то вычурным именем (Элеонора, кажется), и принялась, согласно трафаретным предписаниям подобной разновидности общения, то воду в ступе толочь, то круги на ней же разводить: мол, вы меня не знаете, я из другой школы, я вас тоже не знаю,
Гривенник – монета достоинством в десять копеек; то же, что и дайм. Кроме гривенника, имели хождение в быту
